Встать под знаменем котов Будь готов! - Всегда готов!
Отчего у кошки глаза в темноте светятся
читать дальшеАвтор: fandom JRRT 2013
Бета: fandom JRRT 2013 и анонимный доброжелатель
Размер: мини, 1900 слов
Персонажи: некий мастер, его величайшее изобретение и айну-проказник
Категория: джен
Жанр: сказка
Рейтинг: G
Для голосования: #. fandom JRRT 2013 - работа "Отчего у кошки глаза в темноте светятся"
отсюда
Жил на свете человек; он был волшебник и очень любил рассказывать мальчикам и девочкам самое невероятное, то есть настоящие сказки. Сказок он знал столько, что поговаривали, будто бы те являлись к нему сами собой, стучали в дверь, толпились и толкались на коврике в прихожей. На это волшебник только усмехался: он-то каждую встречал с почётом, провожал в комнаты, а затем отыскивал ей лучшее место – в самом подходящем сердце. Но это дело небыстрое, и однажды их сделалось так много, что комнат стало не хватать, а сами сказки заскучали и принялись ругаться и перепутываться. Пришлось разместить их как-нибудь иначе, чтобы ни одному сердцу не пришлось ждать своей сказки слишком долго. Почесал волшебник в затылке как следует, взял да и выдумал Книгу, каких раньше свет не видывал. Туда-то он и упрятал все до единой сказки, а набралась их ровно тысяча.
читать дальшеВот каким затейником был волшебник. И Книга вышла необыкновенная, как и полагается всяким вещам, за которые берутся волшебники. Первые страницы в ней были чёрные-чёрные, как непроглядный мрак, – то были истории о временах доисторических, о которых не всякому следовало и знать. Случалось, брался за Книгу чужой человек, да так и не мог ничегошеньки разобрать, а если упорствовал, то волшебник, осердясь, насылал на него такой крепкий сон, что, проснувшись, человек ни единого слова вспомнить не мог. Но как ночь сменяется днём, так и темнота рассеивалась под светом ясных глаз добрых детей, открывая им самые прекрасные из сказок. Говорят, встречались между добрыми сказками сказки страшные, но не со зла, а оттого, что любили пошалить и порой показывались тем, кто хотел поглядеть на них, то так, то этак. И до того ловко они хитрили и притворялись, что люди долго-долго спорили, кто же прочитал настоящую, и всё не могли примириться. Так разошлись по миру тысячи тысяч сказок, на дюжину книг хватило бы. Поныне знают их и стар, и млад, – даже тот, кто никогда не касался Книги, и каждый свою.
А уж что рассказывал сам волшебник! И для зверя, и для птицы у него водилась свои сказки. Они и нам с вами придутся по вкусу, вспомни мы чужое наречие, позабытое ещё в колыбели. Да вы, может, и слышали их: бывает, ляжет у изголовья детской кроватки кошка и напоет беспокойному малютке то, что слышала от своей матери, а та – от своей: к словам волшебников всё живое относится с уважением. Малютка и запомнит, если не позабудет. Вот одна история; послушаем-ка!
За дальним морем лежит страна без ветров, и такая сказочная, что лучше не придумаешь. Там дремлет вечное лето, по зелёным полям рассыпаны домики, увитые виноградом, и самый воздух пахнет так сладко, что и представить себе нельзя. На вершинах древних гор сверкает снег, а в предгорьях стоит город из розового камня, где каждому найдётся место, если не будет при нём дурных мыслей ни под луной, ни под солнцем.
Но когда-то в тех краях и солнца с луной не было. Вместо них светили два Древа, и был этот свет прекрасней звёзд, таким чистым и искренним, что ни единого тёмного пятнышка не могло от него спрятаться. Чудесное было время!
В те дни жили принц и принцесса. Как они встретились – совсем другой разговор, но с тех пор ни рыжие волосы принцессы, ни её пламенный нрав ничуть не поблёкли. Принц тоже отличился, сейчас уж нет таких, – был не только принцем, а ещё мастером и немного растяпой (такое часто случается с принцами после свадьбы). Но принцесса того стерпеть не могла и вспыхивала, словно пожар, стоило принцу чуть-чуть увлечься и забыть о времени: детей у них было семь, и все такие непоседы, что глаз да глаз нужен, а у принцессы их всего два. Но принц детей любил, и принцесса любила, и оттого их шлёпали гораздо реже, чем нужно, и все были довольны и счастливы, если не ловили друг друга на шалостях.
– Знать ничего не желаю, – сказала однажды в полдень принцу принцесса и отвернулась: настоящие мамы всегда бывают немного рассержены, если опоздать к обеду или не помочь им вовремя, когда все дети уже разбежались.
Принц вздохнул и вернулся в мастерскую голодным: он хорошо знал, когда спорить не стоит, а то и обжечься недолго.
Но один из детей успел убежать не слишком далеко и слышал, что сказала принцесса. Сердце у него было доброе, потому Кано, так его тогда называли, пробрался на кухню, не сказав маме ни слова: никакая мама не согласится, что обедать в мастерской, где пахнет клеем и везде разбросана стружка, намного интереснее, чем за столом, и что без салфеток можно обойтись. Прижав к груди поднос, на котором стояло всё, что подвернулось под руку (кроме ложки: о ней он позабыл), Кано прошмыгнул к высокой окованной двери в дальнем конце дома и тихонько постучал. Мастерская ему нравилась: иногда отец разрешал порассматривать, что разложено на верстаке и спрятано в малахитовых шкатулках под тяжёлыми крышками. А чего там только не было! Теперь такие штуки только во сне встретишь, и то не в каждом.
Но никто не откликнулся. Кано постучал раз, другой и приотворил дверь. Мастерская была пуста.
Никому не было хода внутрь в отсутствие хозяина, но кто устоял бы перед соблазном заглянуть! Переплетенные серебряные нити, тончайшая паутина из чистого золота и бесчисленные гроздья самоцветов в оправах вились по стенам, словно цветы в королевских теплицах, и свет играл на изукрашенных рукоятях мечей, отражаясь то алым, то синим, то розовым. Сияние зыбко дрожало, воздух пах горячим металлом и деревом. Замерев, Кано прищурился и стал разглядывать тяжёлое зеркало в резной раме, к которому лепилось множество других, поменьше. Так он и улыбался сам себе, пока не заметил, что все окна в мастерской были заперты.
О мастере ходили слухи тем невероятнее, чем диковинней были его творения. Шептались, что может он пленить сам настоящий свет, а не слабое его отражение, запереть внутри чистейшего из алмазов. Но сияли не алмазы, не сталь клинков и не зеркальный ряд. Мягкий свет шёл от неприметного плетёного короба под пёстрым одеялом в дальнем углу. Кано бросился к нему, прижал ладони к стенкам, и свет, сочившийся из щелей, вызолотил его руки, высветлил каждую ссадинку и каждое пятнышко. Видела бы мама эти руки! Кано смутился, тайком вытер их краем одеяла и прислушался: короб мурлыкал на все лады, словно внутри свернулась самая настоящая кошка. Светящийся кошачий домик! Кано отлично знал, что следует делать в таких случаях. Он схватил с принесенного подноса стакан с молоком, разыскал небольшую плошку, поставил поближе к дверце, скрытой уголком ткани, и осторожно…
– Что это ты делаешь? – смеясь, спросил знакомый голос над самым ухом.
Ах! Кано вздрогнул, а стакан выскользнул и покатился по полу. Молоко залило всё вокруг, и огоньки заплясали в нём синим, жёлтым, розовым.
Мастер погрозил пальцем, перешагнул молочное море и опустился на колени с другой стороны. Бледное его лицо словно осветилось изнутри, а усталые глаза сделались живыми и блестящими, когда он коснулся одеяла на плетёнке. Внутри заурчало сильнее, послышалась возня.
– Там кошка? – тихонько спросил Кано и распахнул глаза пошире, чтобы ненароком не пропустить что-нибудь интересное.
Вместо ответа мастер приподнял край одеяла, и сияние стало ярче. Никогда Кано не видел, чтобы кошки так светились.
– Проверь сам, - подмигнул мастер. Он выглядел очень довольным.
В коробе попискивало и шуршало. Кано засунул в него руку и нащупал клубок чего-то мягкого, мягче одуванчкивовых головок и волос младших братьев, а в ладонь ткнулось холодное и мокрое. Он хотел поймать его, но оно выскальзывало из пальцев и никак не давалось, только щекотало крохотными коготками и шершавым язычком.
- Ой! - Кано вздрогнул - то, что пряталось внутри, попробовало его пальцы на зуб, - вытащил руку и с удивлением посмотрел на нее: рука теперь была чистой и без единой царапины, как будто чужая. Мастер засмеялся и сам выхватил из плетёнки пушистый шарик, весь облитый светом, точно его в нём купали, и посадил на ладонь. Шарик потянулся, стёк, нет, свесил длинные лапы, а затем пушистый хвост. Моргнули и уставились круглые зелёные глаза, открылся крохотный розовый ротик, и шарик совершенно по-кошачьи мяукнул и пошевелил острыми ушками - ушки у него были на зависть. Золотистая шёрстка дрожала, точно блики в ручье.
Рыжий светящийся котёнок!
– Сильманул, – с гордостью сказал мастер, опуская его на пол. Тот подполз к плошке и принялся за молоко с урчанием и фырканьем. – Моё новое изобретение…
Котёнок-сильманул шумно лакал, окунал в молоко длинные усы и мурлыкал. Настоящий свет, пойманный в хитрую ловушку из зеркал, наконец обрел идеальную форму и был надежно укрыт под пушистой рыжей шубкой.
Не сразу новое изобретение выбралось из мастерской. Порой приходилось изрядно побегать, чтобы поймать его, не говоря уже о том, чтобы вернуть в плетёнку. Сильманулы предпочитали спать на мастеровой обувке и страшно шипели, стоило только попытаться их сдвинуть. Невозможно было спрятать от них что-нибудь: они словно знали, в какой из шкатулок лежит самое важное, и стремились непременно найти ему местечко получше - в щели в полу или под ковриком у двери. Но всё-таки с ними было легко: когда у тебя семь детей, сильманулы - сущие пустяки!
А когда пришло время показаться остальным, выяснилось кое-что ёще. Сильманулы дарили спокойствие всем, кто касался их. Оно будто вкрадывалось в душу на их мягких лапках, а свет шёрстки рассеивал все тревоги, прошлые и будущие. Даже принцесса обо всём позабыла, едва прижала к груди пушистый клубок, и больше уж не ругалась, разве что за дело. Поистине чудесным оказалось это изобретение!
Но жил неподалёку беспокойный айну*, страсть какой проказник. Был этот айну до того неуемный, что захотел завладеть сильманулами и ни с кем не делиться. Ему-то ни одного не давали в руки, а всему виной известная своевольность.
Он и разобиделся, и однажды навязал на суровую нитку шелковых ленточек, улучил минутку и пробежался с ней, а сильманулы вслед за ним – всё-таки были они почти что котята. Так и пропали.
На все замки заперся айну в своей крепости*, видеть никого не хотел, даже лучшего друга выставлял вон, когда занимался сильмануловой шёрсткой. Было ему так хорошо и уютно, что и шалить не требовалось. Спокойные и скучные настали дни, и это лучшему другу не нравилось. Он котят не любил, те его избегали, а если он подхватывал вдруг кого, то царапались. Они и айну царапали бы, да он уворачивался.
– Мои волосы сияют ничуть не хуже, – говорил ему лучший друг. Но увлечённый айну всё позабыл. Тогда друг отпер железные ворота, в которые рукоятью меча уже неделю стучал мастер, только искры сыпались: очень уж ему не нравилось, что его вещи берут без спроса. Все вздохнули с облегчением: рука у мастера была тяжёлая, звон стоял на всю округу.
Выкрикивая проклятья, мастер влетел в главный зал, где на ковре вокруг айну резвилось его изобретение, катая бумажные шарики. Пересчитал: все здесь, ничуть не пострадали, даже слегка округлились.
– Верни, – сказал мастер, – что тебе не принадлежит.
– Или же, – добавил лучший друг и встал у окошка под лучики, – уйду я. Ты звал меня с собой, но променял на них, а чем я был хуже? Не стану больше с тобой водиться, так и знай.
Как изменилось лицо проказника! Словно тучка набежала. Но делать нечего, не так много у него было друзей, чтобы с ними ссориться. Пришлось собрать сильманулов в охапку и вернуть хозяину. И так печально смотрел на них даже наконец исцарапанный айну, что мастер сжалился и разрешил прийти по осени за новым, полукровкой, но зато собственным.
Так и вышло, и с тех пор проказничают в той стране одни котята.
Всё предусмотрел мастер. За тысячи лет не пропало и не затерялось его изобретение, только становилось все настоящее. И теперь любая кошка по праву назовет себя наиволшебнейшим существом, если пожелает с вами заговорить. Даже если шкурка ее черна как чернила, в ней живет искорка родом из той самой плётенки под пёстрым одеялом.
Вот такая была кошачья сказка. А правда это или нет, вы и сами проверить можете: отыщите кошку в темной комнате и гляньте ей в глаза, пока не сбежала.
Но и для вас найдётся своя история, стоит лишь поискать ее, – в Книге-то их целая тысяча.
читать дальшеАвтор: fandom JRRT 2013
Бета: fandom JRRT 2013 и анонимный доброжелатель
Размер: мини, 1900 слов
Персонажи: некий мастер, его величайшее изобретение и айну-проказник
Категория: джен
Жанр: сказка
Рейтинг: G
Для голосования: #. fandom JRRT 2013 - работа "Отчего у кошки глаза в темноте светятся"
отсюда
Жил на свете человек; он был волшебник и очень любил рассказывать мальчикам и девочкам самое невероятное, то есть настоящие сказки. Сказок он знал столько, что поговаривали, будто бы те являлись к нему сами собой, стучали в дверь, толпились и толкались на коврике в прихожей. На это волшебник только усмехался: он-то каждую встречал с почётом, провожал в комнаты, а затем отыскивал ей лучшее место – в самом подходящем сердце. Но это дело небыстрое, и однажды их сделалось так много, что комнат стало не хватать, а сами сказки заскучали и принялись ругаться и перепутываться. Пришлось разместить их как-нибудь иначе, чтобы ни одному сердцу не пришлось ждать своей сказки слишком долго. Почесал волшебник в затылке как следует, взял да и выдумал Книгу, каких раньше свет не видывал. Туда-то он и упрятал все до единой сказки, а набралась их ровно тысяча.
читать дальшеВот каким затейником был волшебник. И Книга вышла необыкновенная, как и полагается всяким вещам, за которые берутся волшебники. Первые страницы в ней были чёрные-чёрные, как непроглядный мрак, – то были истории о временах доисторических, о которых не всякому следовало и знать. Случалось, брался за Книгу чужой человек, да так и не мог ничегошеньки разобрать, а если упорствовал, то волшебник, осердясь, насылал на него такой крепкий сон, что, проснувшись, человек ни единого слова вспомнить не мог. Но как ночь сменяется днём, так и темнота рассеивалась под светом ясных глаз добрых детей, открывая им самые прекрасные из сказок. Говорят, встречались между добрыми сказками сказки страшные, но не со зла, а оттого, что любили пошалить и порой показывались тем, кто хотел поглядеть на них, то так, то этак. И до того ловко они хитрили и притворялись, что люди долго-долго спорили, кто же прочитал настоящую, и всё не могли примириться. Так разошлись по миру тысячи тысяч сказок, на дюжину книг хватило бы. Поныне знают их и стар, и млад, – даже тот, кто никогда не касался Книги, и каждый свою.
А уж что рассказывал сам волшебник! И для зверя, и для птицы у него водилась свои сказки. Они и нам с вами придутся по вкусу, вспомни мы чужое наречие, позабытое ещё в колыбели. Да вы, может, и слышали их: бывает, ляжет у изголовья детской кроватки кошка и напоет беспокойному малютке то, что слышала от своей матери, а та – от своей: к словам волшебников всё живое относится с уважением. Малютка и запомнит, если не позабудет. Вот одна история; послушаем-ка!
За дальним морем лежит страна без ветров, и такая сказочная, что лучше не придумаешь. Там дремлет вечное лето, по зелёным полям рассыпаны домики, увитые виноградом, и самый воздух пахнет так сладко, что и представить себе нельзя. На вершинах древних гор сверкает снег, а в предгорьях стоит город из розового камня, где каждому найдётся место, если не будет при нём дурных мыслей ни под луной, ни под солнцем.
Но когда-то в тех краях и солнца с луной не было. Вместо них светили два Древа, и был этот свет прекрасней звёзд, таким чистым и искренним, что ни единого тёмного пятнышка не могло от него спрятаться. Чудесное было время!
В те дни жили принц и принцесса. Как они встретились – совсем другой разговор, но с тех пор ни рыжие волосы принцессы, ни её пламенный нрав ничуть не поблёкли. Принц тоже отличился, сейчас уж нет таких, – был не только принцем, а ещё мастером и немного растяпой (такое часто случается с принцами после свадьбы). Но принцесса того стерпеть не могла и вспыхивала, словно пожар, стоило принцу чуть-чуть увлечься и забыть о времени: детей у них было семь, и все такие непоседы, что глаз да глаз нужен, а у принцессы их всего два. Но принц детей любил, и принцесса любила, и оттого их шлёпали гораздо реже, чем нужно, и все были довольны и счастливы, если не ловили друг друга на шалостях.
– Знать ничего не желаю, – сказала однажды в полдень принцу принцесса и отвернулась: настоящие мамы всегда бывают немного рассержены, если опоздать к обеду или не помочь им вовремя, когда все дети уже разбежались.
Принц вздохнул и вернулся в мастерскую голодным: он хорошо знал, когда спорить не стоит, а то и обжечься недолго.
Но один из детей успел убежать не слишком далеко и слышал, что сказала принцесса. Сердце у него было доброе, потому Кано, так его тогда называли, пробрался на кухню, не сказав маме ни слова: никакая мама не согласится, что обедать в мастерской, где пахнет клеем и везде разбросана стружка, намного интереснее, чем за столом, и что без салфеток можно обойтись. Прижав к груди поднос, на котором стояло всё, что подвернулось под руку (кроме ложки: о ней он позабыл), Кано прошмыгнул к высокой окованной двери в дальнем конце дома и тихонько постучал. Мастерская ему нравилась: иногда отец разрешал порассматривать, что разложено на верстаке и спрятано в малахитовых шкатулках под тяжёлыми крышками. А чего там только не было! Теперь такие штуки только во сне встретишь, и то не в каждом.
Но никто не откликнулся. Кано постучал раз, другой и приотворил дверь. Мастерская была пуста.
Никому не было хода внутрь в отсутствие хозяина, но кто устоял бы перед соблазном заглянуть! Переплетенные серебряные нити, тончайшая паутина из чистого золота и бесчисленные гроздья самоцветов в оправах вились по стенам, словно цветы в королевских теплицах, и свет играл на изукрашенных рукоятях мечей, отражаясь то алым, то синим, то розовым. Сияние зыбко дрожало, воздух пах горячим металлом и деревом. Замерев, Кано прищурился и стал разглядывать тяжёлое зеркало в резной раме, к которому лепилось множество других, поменьше. Так он и улыбался сам себе, пока не заметил, что все окна в мастерской были заперты.
О мастере ходили слухи тем невероятнее, чем диковинней были его творения. Шептались, что может он пленить сам настоящий свет, а не слабое его отражение, запереть внутри чистейшего из алмазов. Но сияли не алмазы, не сталь клинков и не зеркальный ряд. Мягкий свет шёл от неприметного плетёного короба под пёстрым одеялом в дальнем углу. Кано бросился к нему, прижал ладони к стенкам, и свет, сочившийся из щелей, вызолотил его руки, высветлил каждую ссадинку и каждое пятнышко. Видела бы мама эти руки! Кано смутился, тайком вытер их краем одеяла и прислушался: короб мурлыкал на все лады, словно внутри свернулась самая настоящая кошка. Светящийся кошачий домик! Кано отлично знал, что следует делать в таких случаях. Он схватил с принесенного подноса стакан с молоком, разыскал небольшую плошку, поставил поближе к дверце, скрытой уголком ткани, и осторожно…
– Что это ты делаешь? – смеясь, спросил знакомый голос над самым ухом.
Ах! Кано вздрогнул, а стакан выскользнул и покатился по полу. Молоко залило всё вокруг, и огоньки заплясали в нём синим, жёлтым, розовым.
Мастер погрозил пальцем, перешагнул молочное море и опустился на колени с другой стороны. Бледное его лицо словно осветилось изнутри, а усталые глаза сделались живыми и блестящими, когда он коснулся одеяла на плетёнке. Внутри заурчало сильнее, послышалась возня.
– Там кошка? – тихонько спросил Кано и распахнул глаза пошире, чтобы ненароком не пропустить что-нибудь интересное.
Вместо ответа мастер приподнял край одеяла, и сияние стало ярче. Никогда Кано не видел, чтобы кошки так светились.
– Проверь сам, - подмигнул мастер. Он выглядел очень довольным.
В коробе попискивало и шуршало. Кано засунул в него руку и нащупал клубок чего-то мягкого, мягче одуванчкивовых головок и волос младших братьев, а в ладонь ткнулось холодное и мокрое. Он хотел поймать его, но оно выскальзывало из пальцев и никак не давалось, только щекотало крохотными коготками и шершавым язычком.
- Ой! - Кано вздрогнул - то, что пряталось внутри, попробовало его пальцы на зуб, - вытащил руку и с удивлением посмотрел на нее: рука теперь была чистой и без единой царапины, как будто чужая. Мастер засмеялся и сам выхватил из плетёнки пушистый шарик, весь облитый светом, точно его в нём купали, и посадил на ладонь. Шарик потянулся, стёк, нет, свесил длинные лапы, а затем пушистый хвост. Моргнули и уставились круглые зелёные глаза, открылся крохотный розовый ротик, и шарик совершенно по-кошачьи мяукнул и пошевелил острыми ушками - ушки у него были на зависть. Золотистая шёрстка дрожала, точно блики в ручье.
Рыжий светящийся котёнок!
– Сильманул, – с гордостью сказал мастер, опуская его на пол. Тот подполз к плошке и принялся за молоко с урчанием и фырканьем. – Моё новое изобретение…
Котёнок-сильманул шумно лакал, окунал в молоко длинные усы и мурлыкал. Настоящий свет, пойманный в хитрую ловушку из зеркал, наконец обрел идеальную форму и был надежно укрыт под пушистой рыжей шубкой.
Не сразу новое изобретение выбралось из мастерской. Порой приходилось изрядно побегать, чтобы поймать его, не говоря уже о том, чтобы вернуть в плетёнку. Сильманулы предпочитали спать на мастеровой обувке и страшно шипели, стоило только попытаться их сдвинуть. Невозможно было спрятать от них что-нибудь: они словно знали, в какой из шкатулок лежит самое важное, и стремились непременно найти ему местечко получше - в щели в полу или под ковриком у двери. Но всё-таки с ними было легко: когда у тебя семь детей, сильманулы - сущие пустяки!
А когда пришло время показаться остальным, выяснилось кое-что ёще. Сильманулы дарили спокойствие всем, кто касался их. Оно будто вкрадывалось в душу на их мягких лапках, а свет шёрстки рассеивал все тревоги, прошлые и будущие. Даже принцесса обо всём позабыла, едва прижала к груди пушистый клубок, и больше уж не ругалась, разве что за дело. Поистине чудесным оказалось это изобретение!
Но жил неподалёку беспокойный айну*, страсть какой проказник. Был этот айну до того неуемный, что захотел завладеть сильманулами и ни с кем не делиться. Ему-то ни одного не давали в руки, а всему виной известная своевольность.
Он и разобиделся, и однажды навязал на суровую нитку шелковых ленточек, улучил минутку и пробежался с ней, а сильманулы вслед за ним – всё-таки были они почти что котята. Так и пропали.
На все замки заперся айну в своей крепости*, видеть никого не хотел, даже лучшего друга выставлял вон, когда занимался сильмануловой шёрсткой. Было ему так хорошо и уютно, что и шалить не требовалось. Спокойные и скучные настали дни, и это лучшему другу не нравилось. Он котят не любил, те его избегали, а если он подхватывал вдруг кого, то царапались. Они и айну царапали бы, да он уворачивался.
– Мои волосы сияют ничуть не хуже, – говорил ему лучший друг. Но увлечённый айну всё позабыл. Тогда друг отпер железные ворота, в которые рукоятью меча уже неделю стучал мастер, только искры сыпались: очень уж ему не нравилось, что его вещи берут без спроса. Все вздохнули с облегчением: рука у мастера была тяжёлая, звон стоял на всю округу.
Выкрикивая проклятья, мастер влетел в главный зал, где на ковре вокруг айну резвилось его изобретение, катая бумажные шарики. Пересчитал: все здесь, ничуть не пострадали, даже слегка округлились.
– Верни, – сказал мастер, – что тебе не принадлежит.
– Или же, – добавил лучший друг и встал у окошка под лучики, – уйду я. Ты звал меня с собой, но променял на них, а чем я был хуже? Не стану больше с тобой водиться, так и знай.
Как изменилось лицо проказника! Словно тучка набежала. Но делать нечего, не так много у него было друзей, чтобы с ними ссориться. Пришлось собрать сильманулов в охапку и вернуть хозяину. И так печально смотрел на них даже наконец исцарапанный айну, что мастер сжалился и разрешил прийти по осени за новым, полукровкой, но зато собственным.
Так и вышло, и с тех пор проказничают в той стране одни котята.
Всё предусмотрел мастер. За тысячи лет не пропало и не затерялось его изобретение, только становилось все настоящее. И теперь любая кошка по праву назовет себя наиволшебнейшим существом, если пожелает с вами заговорить. Даже если шкурка ее черна как чернила, в ней живет искорка родом из той самой плётенки под пёстрым одеялом.
Вот такая была кошачья сказка. А правда это или нет, вы и сами проверить можете: отыщите кошку в темной комнате и гляньте ей в глаза, пока не сбежала.
Но и для вас найдётся своя история, стоит лишь поискать ее, – в Книге-то их целая тысяча.