Я.Кузнецова "Кошачий бог"Когда на колокольне Новой церкви зазвонили к вечерней службе, я пошла в кабак.
Я всегда стараюсь проводить время службы вне церкви, но не подумайте что богослужение как-то отрицательно на меня воздействует. Вовсе нет. Просто мне не слишком нравятся женские голоса в церковном хоре. Опять же, не подумайте, у нас лучший хор в городе, может, только в нивенитском монастыре еще лучше. Хотя и это спорно. Дело в том, что в вибрациях высокого женского голоса есть нечто такое, отчего внутри у меня начинают дрожать все жилочки до единой, а в голове возникает сумбур и смятение. Физиология чистой воды, никакой мистики.
Зато кабак «У лиса» принадлежит моей хорошей приятельнице Мелине. Вот и сегодня она дожидалась меня у дверей и радостно поприветствовала.
— Вечер добрый, госпожа моя Элайла.
— Здравствуй, Мелина. Как дети?
— Твоим благословением, госпожа. Милости прошу, проходи, присаживайся у очага. Эстор, брысь со стула.
Старший сын Мелины, совершенно на нее не похожий, рыжий лентяй и разбойник Эстор вскочил и поклонился:
— Вечер добрый, вечер добрый!
Он был опять весь какой-то помятый и встрепанный. Левый глаз заплыл и не открывался, ухо надорвано…
читать дальше— Подрался вчера, негодяй. — пожаловалась Мелина. — Дня не проходит, чтобы не сцепился с кем-нибудь.
Я улыбнулась.
— И с кем же на этот раз?
— С Гораном Серым с Северной Стороны. — драчун скромно опустил нахальный зрячий глаз. — За прекрасную даму.
— За даму сразится не грех. — сказала я. — Могу поздравить с удачей?
Эстор свирепо улыбнулся и кивнул. У парня еще не случалось неудач. Он отличный боец, хоть и лентяй. Весь верхний город у него на цыпочках ходит.
Я уселась на стул с подушечкой, придвинутый к самому очагу. Вообще-то это было место Мелины, но на него вечно претендовали все кому ни попадя. Мелина по доброте душевной спускала подобное самоуправство. У нее вообще ангельский характер.
Правда, сейчас Мелине было не до сидения на стуле и не до разглядывания посетителей. Она отправилась к детишкам, которые барахтались и пищали в корзинке, задвинутой в самый теплый угол между ящиком с углем и брикетами торфа. Ребятишки у нее пока еще очень маленькие, постоянно хотят есть, за ними глаз да глаз нужен.
А я устроилась на подушке поуютней, оглядывая небольшой полутемный зал. Народу в зале было еще немного. С кухни приятно пахло рыбным супом и пирогом с печенкой. «У лиса» очень неплохо готовят. Я решила, что чуть попозже закажу себе ужин. Но пока в животе у меня переваривались пара мышек и кусок сыра из мышеловки, и я была еще не голодна.
Прислуга протирала столы и двигала стулья. У Мелины в кабаке стулья, а не лавки, это вообще приличный кабак, здесь по большей части собираются мастеровые и средней руки торговцы. Матросы сюда почти не добредают, хотя улица Олений Гон прямиком ведет к портовым воротам.
Позапрошлой зимой во время сумасшедшей гулянки кабачок спалила наша прекрасная принцесса и, самое забавное, она же спасла Мелину с крыши, куда та, дурочка, в страхе забралась. Я тогда приютила бедняжку у себя, а наш священник, отец Гальверен, лечил ей ожоги. Рыжий Эстор в то время еще не родился.
Время идет, дети растут. Я покачала головой. Горан Серый с Северной Стороны. Тоже храбрец еще тот. Его отец когда-то держал в страхе весь портовый район, и Горану до сих пор не дает покоя отцовская громкая слава. Не забыть заглянуть к нему завтра. У парня могут быть серьезные раны после встречи с нашим Эстором.
А вот братец Горана, Рун Подлиза, две недели назад устроился корабельным сторожем на «Веселую Даму» и уплыл на юг. Я волнуюсь за него — море не наша стихия. В море мальчик предоставлен сам себе. «Дама» вернется не раньше конца октября, а до тех пор только ждать и ждать. Эх, Рун, непоседа, что ж тебе дома-то не сиделось?
Рыжий Эстор, которого шуганули от стола какие-то работяги, направился через зал к выходу. В большой двери мелинины слуги специально прорезали калитку для хозяйки и ее гостей. Это очень удобно и пора бы ввести подобную практику во всех домах и общественных заведениях. Но люди недогадливы, а наше племя по большей части слишком щепетильно относится к своей и чужой лени, чтобы заставить кого-то из двуногих лишний раз потрудиться.
Дверь очередной раз отворилась, в кабак ввалилась пестрая компания молодых людей. Они все уже были в подпитии и привели с собой двух веселых девок. Метнувшийся им под ноги Эстор привел компанию в буйный восторг.
— Лови кошака, ребя! Щасс мы его пивом напоим!
— Справа заходи!
— Плащом его, Таск! Плащом накрой!
— Эй, ты чо, плащ отдай! Своим лови, дубина…
— Хватай его!
— Сучий потрох, окорябал!
— Не троньте Пиратку, обалдуи! — закричала от кухни мелинина прислуга.
— Ату его, ребя! Промеж ног уйдет…
Толпа сомкнулась. Девки восторженно визжали.
— Держу!
Круг распался. Один из парней, в сбитой на затылок фиолетовой шапке с фестончатым хвостом, поднял Эстора на вытянутой руке.
— Убьююю! — оскорбленно заорал Эстор, крутясь в воздухе и беспорядочно размахивая растопыренными лапами.
— Эй, Роза! — гаркнул фиолетовый, — Принеси полотенце!
— Чтоб ты провалился! — плюнула прислуга. — Он же тебя располосует, урода.
— Шевелись!
— Эстор! — Мелина выскочила из корзинки. В углу сразу же запищали малыши.
Я выпрямилась на подушке.
— Иди к детям, Мелина. Не хватало еще чтобы тебя увидели.
— Госпожа Элайла…
— Иди к детям.
Под закопченным потолком болтались приживалы. Они всегда болтаются по темным углам — неразумные, жадные до человечьих эманаций тени. Нас они не любят, потому что мы лишаем их негатива, которым они питаются. Пара таких уже кружились над веселой компанией, желали спуститься, но боялись Эстора. Ничего, этот их страх мне как раз и послужит.
Словно крючком, я зацепила взглядом одну из белесых пленок и потащила ее вниз, к воздетой руке фиолетового. Приживала засопротивлялся — он не хотел касаться Эстора. Из бесплотного тела потянулась крученая нить. Теперь петлю на запястье. Отпускаю.
— Роза, скоро ты там? Рука затекла!
— Не дам я тебе никакого полотенца! Отпусти Пирата, балбес. Это мой кот!
Эстор сыпал проклятиями. Компания переглядывалась.
— Ребя, дайте кто-нить тряпку какую, плащ дайте. Сколько мне так стоять? А, платок вон с Малиновки снимите… Черт, пальцы костенеют!
С одной из девок содрали шаль и попытались набросить на Эстора. Тот шаркнул задними лапами, послышался треск рвущейся ткани, девка ахнула… Эстор извернулся и выпал из застывших пальцев, напоследок мазнув когтями по запястью.
— Ах ты, сучий потрох!
Мелькнул тяжелый сапог, но я уже была наготове со второй бесплотной нитью. Петля охватила щиколотку. Фиолетовый вдруг понял, что распят в воздухе за руку и за ногу. Эстор, забыв про всякое достоинство, вылетел в калитку.
Я пощекотала приживал взглядом, чтобы тяга не ослабла. Фиолетовый задергался.
— Э! Э! Что это? Эй, чьи это шутки? А ну, пустите! Ребя, кто это шутит тут?
Фиолетовый подпрыгнул, вырывая из воздуха застрявшую ногу. Не удержался и повис, барахтаясь над полом, цепляясь свободной рукой за товарищей. Кто-то ухватил его за одежду, рванул… рукав съехал, оголившееся запястье гранатовым браслетом обвили кровоточащие царапины.
Приживалы алчно затрепетали. Кровь привлекала их, моя щекотка, конечно, пугала, но… подойти, что ли? А! Парень уже достаточно наказан.
Я отвела взгляд — нити стремительно сократились, сизые пленки камнями попадали вниз, в толпу. Пускай сосут, пакость такая. Мерзость к мерзости.
Компания окружила упавшего. Народ в зале повскакивал, столпился вокруг, гомоня, переглядываясь, пожимая плечами и разводя руками. Слышались растерянные чертыхания фиолетового. Мелинина прислуга громко объясняла всем и каждому, что на кошек нельзя поднимать руку, а тем более ногу, ибо у кошек есть их собственный кошачий бог, который рано или поздно обидчику отомстит. И фиолетовый еще легко отделался, потому что мог руку-ногу сломать, или вообще шею свернуть.
Я вздохнула с грустью. За всеми не уследишь, к сожалению. Случается, что уходят безнаказанными.
Дверь снова открылась, впуская новую толпу. В зал, один за другим, входили люди, отряхивая у порога плащи и шапки — снаружи начался дождь. Похоже, служба окончилась и мне пора. Отцу Гальверену надо помочь переоблачиться и отвести его домой. Старик в последнее время стал совсем слаб глазами.
— До завтра, Мелина.
— До завтра, госпожа моя Элайла. Не забывай нас.
Я поднялась, накинула на голову шаль и вышла.
Снаружи действительно моросил дождь, в круге фонаря над крыльцом мягко расплывался ореол оранжевого света. На сырых перилах, опровергая легенду о нелюбви к воде, устроился большой рыжий кот. Шерстинки на спине его слиплись и блестели как иголочки. Проходя мимо, я погладила его — ладонь сделалась мокрой.
Сырой темный ветер с реки гонял по улице солому, прелые листья и какую-то невесомую ветошь. Во мраке подворотни самозабвенно кружился мусорный смерчик, шатаясь от стены к стене как пьяный. За бочкой с выломанным днищем сидела старая крыса, сложив на впалой груди лапки, отстраненно наблюдала за пляской смерчика. Никакой корысти в этом наблюдении не таилось, просто крыса была стара настолько, что научилась созерцать. Крысы вообще умные твари и великолепные враги. Ни чета мышам и городским голубям.
— Добрый вечер, Королева, — поздоровалась я.
Крыса коротко кивнула, не отводя глаз от кружащегося мусора. Ей было не до меня. Сегодня утром в город пришел странный человек в пестром плаще и с дудочкой. Королеве он не понравился. Королева вообще с подозрением относилась к всевозможным дудочкам и их владельцам.
Я поглядела в темное небо, зажатое тесниной улицы. Лицо обрызгало легкими каплями, ресницы слиплись. Ветер пах тленом и холодной водой, дегтем и торфяным дымом. Ветер пах близкой осенью.
Королева, подумала я. Что ж, о тебе я тоже попрошу отца Гальверена. Он, добрая душа, всегда выполняет мои маленькие просьбы.
Он помолится своему Белому Богу за тебя, Королева.
Как молится за всех нас — за Мелину Красотку, за Эстора Рыжего, за Горана с Северной Стороны, за его брата Руна Подлизу, и за меня, госпожу их Элайлу.