Специальная кофта для котолюбов (и даже капюшон с ушками) UPD: Выпущена в Японии компанией UNIHABITAT, называется "нянгуру-парка" ("нян" - мяу + -гуру от "кенгуру"). Стоит 7 тысяч иен. Новость на японском
В «Известиях» прочитала рецензию на книгу Гарри Дженкинса, в которой описываются Приключения самого знаменитого кота центра Лондона «Мир глазами кота Боба». Статью привожу в сокращенном варианте, полностью можно прочесть izvestia.ru/news/564534. Эту парочку видели многие. Если не в оживленных местах британский столицы, то на YouTube, где лондонский безработный Джеймс и его кот Боб дают интервьюпи охотно демонстрируют себя в разных ракурсах. История их дружбы началась несколько лет назад, когда Джеймс обнаружил у себя в подъезде симпатичного рыжего кота. После этого жизнь уличного музыканта, пытающегося слезть с тяжелых наркотиков, и бывшего уличного бродяги кардинально изменилась. Кот оказался не простым, а почти волшебным и всерьез взялся разобраться с делами и проблемами своего непутевого хозяина. Например — привлекать внимание прохожих, которые изредка не скупятся побаловать друзей монеткой-другой. … Настоящий безработный рассказывает настоящую историю своей жизни. Своей и кота, потому что, невзирая на массу крайне необычных качеств, кот опять-таки самый что ни на есть настоящий. Ну, разве что чуточку необычный. Истории же всё равно получаются правдивыми и трогательными. Отношения двух современных отверженных, нашедших друг друга в огромном городе, — это пример пронзительной, сказочной доброты. К сожалению, нечастой, но встречающейся. Правда ли всё это? Вероятнее всего — да. Сгущать краски Боуэну незачем, ну а приукрашивать не получится, Боб не даст. Он здесь сродни Коту в сапогах, только вместо ботфортов наряжается в многочисленные шарфики, подаренные добрыми горожанами. Трансформация Джеймса из мрачноватого парня, не имеющего никакой другой цели, кроме желания выжить, в веселого, колоритного, незаурядного обитателя одного из главных городов мира происходит не сразу. Кот воспитывает его медленно, деловито и верно. Заставляя решать как его собственные котовые проблемы, так и джеймсовские — человеческие…
Привожу короткие выдержки из статьи о всемирно известном коте Саймона и о его создателе.
Британский мультипликатор Саймон Тофилд считает, что «без кота и жизнь не та». В его доме проживают аж четыре кисы: Джесс, Мейси, Хью и Тедди. Один из участников этого хвостатого квартета несколько лет назад и вдохновил художника на создание его первого анимационного фильма про Саймона и его кота… Однажды утром художника разбудил его кот Хью. «В ту пору он был ещё котёнком. Хью запрыгнул мне на живот, начал урчать и потешно елозить туда-сюда, таким образом намекая на то, что пора бы лежебоке-хозяину проснуться и покормить его. И тут меня осенило: какая же классная идея — создать во флеш-программке историю про непоседливого и вечно голодного кота!» — поделился Саймон. Придумано — сделано. Через какое-то время в YouTube был выложен полутораминутный ролик… Итак, раннее утро, хозяин спит, а кот уже проголодался. Он запрыгивает на Саймона, мяукает в надежде разбудить его, но безуспешно. И тогда бессовестный кошак достаёт из-под кровати биту. А уже через мгновение, когда Саймон с огромным фингалом под глазом в недоумении подскакивает, потирает лоб и осматривается по сторонам, его питомец как ни в чём ни бывало изображает безмятежный сон у того под боком. Кот потягивается и, мурлыча и тыкая себе в рот лапкой, демонстрирует Саймону, что пора бы подкрепиться. Этим характерным жестом завершается почти каждая серия о Коте Саймона, которых с тех пор Саймон Тофилд нарисовал уже около тридцати. «Благо идей для мультфильмов у меня хоть отбавляй — жизнь сразу с четырьмя котами под одной крышей не проходит даром!» — шутит художник. Саймон рассказал, что на создание одного мультфильма у него уходит около двух месяцев. … Сегодня у Кота Саймона имеется не только свой сайт в Интернете, личный канал на том самом YouTube, но и многочисленные виртуальные фан-клубы. Своё представительство имеется и в Рунете. Россиянам британский непоседливый кот и его компания вообще пришлись как-то особенно по душе.
Эхо планеты, № 33, 2013 Если статья заинтересует, то можно зайти на сайт журнала и посмотреть архив. Ссылка почему-то не открылась, и я ее удалила из поста.
Иду в магазин. На тротуаре развалилась красивая черная кошка с рыжими подпалинами. И на ней сидят два чудесных котенка - тоже черные и пушистые, совсем крохи. Я даже остановилась на идиллию эту посмотреть. И думаю - ну хоть бы кто котяток забрал к себе, жалко живность, пропадет же. Иду назад из магазина - что вы думаете - остался только один котенок. Значит, одного кто-то забрал. Дай Бог чтобы хороший хозяин ему попался, крохе этому
Новые правила кошки Алиски, установленные ею для всех окружающих, и которые Алиска свято соблюдает, ибо она ж – королевна!
1. Главное правило Кошки. Уважающая себя Кошка должна в самый первый день пребывания в квартире показать тем, кто будет за Кошкой ухаживать - кормить, гладить, вычесывать шерсть, играть, чистить лоток, покупать игрушки, если надо – лечить, тратя большие деньги и т.д. и т.п.- (их еще называют – хозяева), кто в этой квартире хозяин. Понятно, что с момента появления Кошки в квартире хозяйкой становится именно она. И ее дальнейшее проживание в квартире должно ежедневно это подтверждать.
2. Правило второе. Не менее главное. Кошка должна хорошо и вовремя кушать. Если хозяйка, встав утром, не сразу кладет корм своей Кошке, то Кошка должна 1)укоризненно смотреть на хозяйку, сидя возле своей миски – и не важно, миска полная корма или нет. Хозяйка должна с утра дать вкусняшку своей Кошке; 2) Если взгляд не помогает, кошка должна все время находиться у хозяйки под ногами – куда идет хозяйка – там оказывается и кошка с укоризненным взглядом, можно просто броситься под ноги – тогда уж хозяйка сразу обратит на Кошку внимание; 3) Если и это не помогает – можно слегка поскандалить, проорав все, что Кошка думает о хозяйке; 4) Если это тоже не имеет действия – хозяйку надо начать хватать за ноги, при этом можно и поцарапать ее, но слегка; 5) В тяжелых случаях невнимания хозяйки к проблемам Кошки, остается хозяйку грызануть, но не сильно, ибо можно получить по ушам. читать дальше3. Правило третье. Когда кошка покушала хорошо, надо отвернуться от хозяйки, и сделать вид, что кошка хозяйку никогда не видела и не знает (до следующего кормления, конечно) 4. Правило четвертое. У Кошки не должно быть преград. Если в квартире почему-то закрыта дверь в комнату, то Кошке надо ломиться в любую закрытую дверь в квартире, громко и возмущенно мяукая, а когда откроют – сделать удивленный вид - типа – а я что, я просто проходила мимо. Если закрыты дверцы в шкаф - Кошке надо стать у дверцы шкафа и тихо помяукать, чтоб открыли дверь и можно было бы прыгнуть в чистое белье.
Если не открывают, надо помяукать погромче и поскрести когтями дверцу шкафа Если не открывают, надо устроить истерику (иногда помогает).
5. Правило пятое. Отношения Кошки с комнатными цветами.
Кошка должна, если на нее упал цветочный горшок, больше к этим мерзким цветам не подходить, и презирать их.
6. Правило шестое. Кошка должна следить за тем, как одевается ее хозяйка, какие вещи она покупает – качественные или не качественые.
Кошка должна проверить качество каждой новой сумки, купленной ее хозяйкой, путем залезания в сумку, пробования ее (сумки) на зуб, и в конце пописав в эту сумку. Последнее правило надо соблюдать, обследуя дорогие хозяйкины сумки, чтоб наверняка убедиться в их качестве Кошка должна проверять и качество хозяйкиных платьев, особенно вечерних, путем проверки их на прочность (помогут зубы и когти).
7. Правило седьмое.
Кошка всегда должна настоять на своем – если ее гонят с обеденного стола, надо обязательно вспрыгнуть на него снова и снова, пока хозяйка не устанет ее сгонять. Если Кошке удобно спать в сушке для посуды, значит, хозяйка не права, выбрасывая ее их этой сушки.
8. Правило восьмое. Кошка должна хозяйку воспитывать – всеми доступными Кошке средствами. И обязательно хозяйку ругать, так, для порядка, чтоб она всегда была в тонусе. И уважала свою Кошку.
9. Правило девятое. Такое же главное, как и правило первое.
Я действительно купил его в подпитии, так что мне не на кого свалить свои вину, недостаток вкуса, полное непонимание текстильной эстетики и колористики, а также пропорций, необходимых для – как называет его моя жена Вонни – дома-целителя. Она вычитала это в какой-то книжке, той самой, что побудила ее использовать ароматерапию, свет, фэн-шуй, цветовые сочетания и природные материалы для создания обстановки, в которой мы с ней ощутим связь с землей, воздухом и друг с другом. Это был наш последний шанс, хотя мы об этом, конечно, еще не знали. Мы только замечали, что стали забывать, что именно нас связывало – я уже не был уверен, что связь эта вообще осталась, – но по-прежнему не пытались поговорить друг с другом и найти выход.
– Дом-целитель – счастливый дом, – сказала как-то Вонни, и я согласился, что попробовать стоит. Потом у нас поселился Генри, и все полетело в тартарары. Генри появился у наших дверей в конце октября, как раз когда похолодало и в воздухе повеяло зимой. Длинный, тощий полосатый котяра с рваным ухом, подволакивающий лапу, с наглой ухмылкой на морде – клянусь, я сам не знал, что коты могут ухмыляться, – но с самым жалобным на свете мявом. От его скрипучих рулад сердце Вонни сразу растаяло. читать дальше– Бедняга, – спросила она, – ты откуда? У тебя есть дом? Она погладила кота, а тот, хвост торчком, принялся нарезать восьмерки вокруг ее ног. Я в этот момент был внутри, наблюдая за происходящим из-за затянутой сеткой наружной двери. Едва я ее приоткрыл, чтобы выйти на крыльцо, кот воспользовался моментом, метнулся в щель – и вуаля, он внутри. – Э! – крикнул я, но было уже поздно.
Он уже свернулся клубком на кресле у окна, прямо на подушках с наволочками из ткани рами, которые Вонни только утром купила в «Икее». Секунда – и кот уже спит. Мы с Вонни смотрели на него снаружи через окно, и по ее взгляду я понял, что никакие слова не убедят ее, что приютить это корноухое, хромое, наглое бродячее существо – не самая лучшая мысль. – Ой, – услышал я ее вдох. Она взяла меня за руку, и это был один из тех редких случаев за год – да, за целый год, – когда мы вообще касались друг друга. – Лекс, – сказала она. – Дорогой, он выглядит таким безмятежным. И я понял, что этот блохастый помоечный плут, которого вскоре нарекут «Принц Генри Бу-Бу-Ка-Чу», сделал правильную ставку и сорвал джекпот. «Он искал нас, – сказала Вонни вечером, когда кот уютно устроился в нашей кровати, растянувшись между нами так, что его когти упирались мне в спину. – Он нашел свой дом».
Впрочем, я рассказывал вам про диван. Я купил его вечером, после того как принял на грудь в «Ржавом ведре». Выпил больше, чем стоило, потому что это было легче, чем возвращаться домой к Вонни. В чем проблема? Не думаю, что можно просто ткнуть пальцем в то или это; скорее тут целый набор причин, одна из которых – время и его воздействие на любовь. Мы были вместе с восемнадцати лет, и где-то по пути страсть ушла, оставив каждого лицом к лицу с теми, кем мы были на самом деле – я имею в виду нашу внутреннюю сущность, – и нам с Вонни, возможно, открылось, что не больно-то мы друг другу и нравимся. Просто не совпадаем. Это лучшее объяснение, которое мне удалось придумать на сегодняшний день. Люди не только влюбляются, но и разлюбляются. Я не хотел, чтобы это случилось у нас с Вонни, вряд ли и она этого желала, но так произошло, и возможно – возможно! – началом конца стал вечер, когда я забрел в магазин мебельных распродаж, заметив в витрине тот самый диван.
В магазине ко мне подскочила симпатичная продавщица со слишком близко посаженными глазами и спросила, что я ищу. Боже, ну и вопросики! Нельзя же так с порога. Девушка была приятная и улыбчивая, с ямочками на щеках, она так хотела подобрать для меня что-нибудь подходящее, что я чуть не сказал ей правду. Я чуть не произнес: «Пожалуйста, помогите мне найти свой путь». Но вместо этого я сказал, что обратил внимание на диван. – Вон тот. – Я указал на диван цвета спелой пшеницы, с высокой спинкой, украшенный шотландкой из коричневых и зеленых линий и драпировкой со встречными складками. – Тот, у которого драпировка со встречными складками, – сказал я, и улыбка девушки стала шире. – О, разбираетесь в материалах, сразу видно. – Она подмигнула мне одним из своих слишком близко сидящих глаз. – С вами нужно держать ухо востро.
Магазин скоро закрывался, покупателей почти не было. Где-то в глубине играло радио, биг-бэнд сороковых. В те времена, если верить фильмам, мужчины и женщины еще верили в любовь. Я оглянулся на витрину и увидел, что за время, проведенное в магазине, сумерки сгустились в полную темноту. Так бывает. Вообще-то это происходит каждый день. В мгновение ока. – Очарован, озабочен, околдован, – сказал я и, заметив удивление на лице девушки, добавил: – Песня так называется. А потом я начал подпевать. Я снова был диким, восторженным и так далее. Мое пение оказалось слишком громким для пустого магазина – и с выпивкой я перебрал, – поэтому улыбка девушки-продавщицы сменилась тревогой, словно она решила, будто я могу схватить ее и швырнуть на тот самый диван, который я уже решил купить, так, без причины, просто чтобы ее порадовать. Она обернулась, видимо, в надежде, что рядом есть кто-то из сотрудников и ей не придется оставаться со мной наедине. Поняв, что напугал такую милую девушку, я совсем расстроился и сказал: – Беру. Диван. Именно то, что я искал.
Утром я проснулся и вышел из дома, чтобы подобрать с крыльца свежую газету. Тогда-то я и увидел впервые мистера Мендеса, своего будущего соседа из дома напротив. Он как раз въезжал. Табличку «ПРОДАЕТСЯ» вытащили из земли и облокотили на клен, росший перед домом. Предыдущие владельцы, мистер и миссис Замбези, очистили газон от палых листьев и сказали «адью» нашему району. Их отъезд никого не огорчил. Если коротко, они были возмутителями спокойствия в нашем тихом тупичке. Это были очень эмоциональные люди, и их споры не раз заканчивались тем, что кто-то из нас вызывал полицию. Нередко посреди ночи раздавались вопли, хлопала дверь, звенело разбитое стекло и визжали покрышки сорвавшейся с места машины. – Мне наплевать на тебя! – услышал я как-то крик миссис Замбези. – Ты слышал? Наплевать!
Понятно, что от мистера Мендеса мы ждали совсем иного. Нас не пугало, что он холостяк. Это даже к лучшему. Одинокий мужчина, ведущий тихую, размеренную жизнь, – вот на что мы надеялись. Дом был двухэтажным: кирпичный фасад и светло-желтый виниловый сайдинг с остальных сторон. Четыре спальни, ставни на окнах зеленого цвета. Дом прямо кричал: «Привет! Я здесь!» Двое мужчин в футболках без рукавов заносили мебель в распахнутую входную дверь. Надпись на их белоснежном грузовике гласила: «Два мужика и грузовик». Так что не вся реклама лжет. Вот же они: два мужика и грузовик.
Мистер Мендес припарковал свой красный универсал «Вольво» у обочины напротив нашего дома – красный цвет такой веселый – и вынул из багажника птичью клетку. Внутри сидел попугай-какаду, серый с желтой головой и ярко-оранжевыми пятнами на щеках. Он свистел и щелкал с пулеметной скоростью. Судя по песням и трелям, это была самая счастливая птица на старушке Земле. Мистер Мендес и сам выглядел молодцом в безупречно выглаженных темно-синих брюках и бирюзовой рубашке. Финальный штрих? Кардиган с белыми, фиолетовыми и небесно-голубыми полосами, вертикальными на груди и спине и короткими горизонтальными на рукавах. Осенним днем, когда листья вокруг уже опали, небо налилось свинцом и укусы холодного воздуха напоминают о скором приходе зимы, он и его птица выглядели великолепно.
Я не удержался и привлек его внимание. – Привет! Добро пожаловать в Сэддлбрук Эстейтс. Меня зовут Лекс. У вас чудный свитер. Он уставился на свою одежду, словно забыл, что на нем. Потом улыбнулся мне. – Я Мендес, – произнес он. – А это – Попкорн. «Очень подходящее имя для какаду», – подумал я. И повторил это вслух. – Спасибо, – ответил мистер Мендес. – Он моя радость. Пятнадцать лет у меня живет. – Говорить умеет? – Ой, не переставая. Мистер Мендес наклонился и что-то сказал птице. Вскоре звонкий голос Попкорна разнес на всю округу: – Гол! Гол! Гооол! – Сейчас футбольный сезон, – рассмеялся я. – А вы знаете, как у нас в Коламбусе обожают футбол? Вперед, «Каштаны»! Вы станете звездой района.
Так и случилось. Все благодаря Попкорну, который просто очаровал соседей, наносивших мистеру Мендесу приветственные визиты с хлебом, печеньем и домашними пирогами. Сам мистер Мендес оказался человек учтивый, но тихий. Он терпел набеги соседей, но я видел, что это давалось ему нелегко. Ему нравилось одиночество. Неделя шла за неделей, и я заметил, что он не открывал занавесей на окнах и показывался на улице, лишь когда уезжал на работу – что-то связанное с компьютерами на фабрике медицинского оборудования – или возвращался домой.
Наступила зима, и я встречал его реже – как, впрочем, и всех остальных соседей. Народ не высовывал носа без необходимости: зима в центральном Огайо тянется долго, и люди сидят по норам, один на один с горькой правдой собственного существования.
Какое-то время я даже думал, что смогу подружиться с мистером Мендесом – из всех соседей он, кажется, уютнее всего чувствовал себя со мной, как говорится, первым встречным. Чик Хартвелл, что живет на углу, был слишком громогласным и жизнерадостным, рубаха-парень, который, казалось, не пережил за всю жизнь ни одного грустного дня. В его обществе человек вроде мистера Мендеса не мог не чувствовать себя еще более несчастным и одиноким. Герб Шипли, через дом от меня, был слишком злым. К черту то, к черту се… Он злился на ассоциацию домовладельцев, которая запрещала ему ставить мусорный контейнер у въезда в гараж. Злился на «Каштаны», местную футбольную команду, за недостаточную волю к победе. Злился на мир в целом. Кто еще? Рядом с мистером Мендесом жили Биминраммеры, Бенни и Мисси – люди приветливые, но потрясающе не приспособленные к нормальной жизни. Казалось, они на всех парах безостановочно движутся к какой-то катастрофе. Все время обращались к мистеру Мендесу за помощью. То они заперли ключи в доме и просили у Мендеса разрешения вызвать по телефону слесаря. То Бенни порезал палец кухонным ножом и мистеру Мендесу пришлось везти его в больницу, потому что Мисси ушла в гости.
Я же ничего от нового соседа не требовал, и хотя бы по этой причине он считал, что может мне довериться. Главную роль в его жизни сыграла несчастная любовь. В 1980 году, во время «Мариэльского исхода», он покинул родную Кубу. В свете многочисленных экономических проблем острова Кастро согласился разрешить желающим выезд из страны. Мистеру Мендесу тогда было четырнадцать лет, и он был влюблен в красивую девушку по имени Ева. Она с семьей осталась на Кубе, и с тех пор он ее больше не видел. Мы стояли на тротуаре, разговаривали, и он признался, что все еще думает о ней. Уже темнело, на улице было холодно, но мы одновременно вышли проверить почту, и он перешел через дорогу, чтобы поздороваться. Слово за слово…
– Интересно, что с ней случилось, – сказал он. – Вспоминает она меня или давно забыла? – Простите за нескромность, – вставил я, – но в вашей жизни ведь была и другая любовь, кроме нее? – Да, пару раз, – пожал он плечами. – Но ничего серьезного. Не как с ней. В этот момент на улице показался принц Генри. Он где-то шлялся и теперь ковылял домой, к домашнему теплу, плошке с едой и хлопотливой заботе Вонни, подле которой так приятно валяться на новом диване. Возможно, что-то в нашем разговоре зимним вечером на темной улице, освещенной светом соседских окон, побудило мистера Мендеса протянуть руку, чтобы погладить Генри, который, разумеется, зашипел и полоснул его когтями по наружной стороне кисти. – Ой, простите! – сказал я. – Не стоит вам выпускать этого кота на улицу, – сказал мистер Мендес, и больше мы с ним не общались до самой весны.
Та зима изобиловала странными событиями, которые оборвали еще больше тонких паутинок, что связывали меня и Вонни. Часто, когда звонил телефон, кто-то из нас брал трубку, но на другом конце раздавались гудки. Такое случается, и обычно люди не придают этому значения. В нашем случае звонки раздавались по ночам, три-четыре раза в неделю, пока мы, в конце концов, не сдались и не сменили номер. Разумеется, Вонни обвинила меня в романе на стороне. Я, конечно, сделал то же самое. – Но разве это может быть твой любовник или моя любовница, – в конце концов спросил я, – если они бросают трубку во всех случаях? – Логично.
Я решил не развивать тему. По правде сказать, мы не стали бы обвинять друг друга в неверности, если бы каждый из нас не задумывался к тому моменту о такой возможности для самого себя. Если Вонни решила, что странные звонки были признаками моей измены, значит, она сама думала о другой жизни и искала причину уйти.
Мы как-то продержались Рождество. Даже умудрились в какой-то степени насладиться обществом друг друга – попивали сидр, смотрели по телевизору рождественские фильмы, украшали дом гирляндами и фонарями. Весь наш тупичок сверкал огнями иллюминации и рождественских украшений, в основном надувных – Санта-Клаус на санях, снеговики в снежных шарах, машущие плавниками пингвины, Снупи в шапке Санты, Винни-Пух и Тигра, украшающие елку.
Мистер Мендес был сдержаннее, но и он не стерпел и повесил на дверь венок остролиста, а на подоконники фасадных окон поставил по электрической свече. Как-то вечером мне пришлось постучаться к нему, потому что почтальон по ошибке бросил адресованное ему письмо в наш ящик. Письмо было из Майами, с явно женским почерком на конверте. Я стучал, даже позвонил, но в доме не горел свет и мистер Мендес так и не подошел к двери. Я попытался заглянуть внутрь через окошко во входной двери – виднелся коридор, часть гостиной, где в углу стояла открытая клетка Попкорна. Мистер Мендес украсил ее тонкой мерцающей гирляндой. Я подергал сетчатую дверь – она оказалась не заперта. В конце концов, я оставил письмо между ней и входной дверью – там мистер Мендес точно должен был его заметить.
Вскоре после этого мы с Вонни стали замечать, что люстра у нас в спальне горит, даже когда нас там нет. Сначала я решил, что кто-то забывал ее выключить, выходя из комнаты. Мы просто находили пульт управления и выключали люстру. Но как-то ночью мы отправились спать пораньше и вскоре проснулись, потому что в спальне вспыхнул свет. Я сел. – Это ты? Вонни лежала на спине и смотрела на потолок так, словно он был чем-то невероятным. – Нет, – ответила она. – А не ты? – Батарейки в пульте, видимо, сдохли, – сказал я ей, выключая свет. – Утром заменю. Так я и сделал. Следующим вечером все повторилось. – Просто достань из него батарейки, – сказала она. Через день поднимаемся в спальню – оп-па, свет опять горит. – Как это может быть? – недоумевал я. – Там же не было батареек? Вонни покачала головой: – Лекс, этот дом… Он начинает меня пугать.
Дом ей никогда не нравился. За все пятнадцать лет, что мы в нем прожили, она так и не привыкла к нему. Здание было самого популярного в Коламбусе проекта – два этажа, четыре спальни. На втором этаже – спальни и две ванных. На первом – гостиная, столовая, кухня, общая комната, туалет и прачечная. Аккуратный такой дом-коробка, сложенный из коробок поменьше. «В нем нет свободы», – говорила Вонни, и я был вынужден с ней согласиться. Входной проем упирался в стену, и каждый раз, как у нас были гости и им нужно было войти или выйти, мы устраивали на жалком пятачке у двери неуклюжий танец извини-проходи-подвинься. Мы владели домом площадью почти двести квадратных метров, но, поскольку он был разбит на два этажа и на первом этаже все тоже было расчерчено стенами, нам часто казалось, что мы живем в малогабаритной квартире.
Хотя надо отдать Вонни должное. Она так взбодрила дом перед Рождеством, что хорошее настроение у нас сохранялось весь январь и большую часть февраля. Она очень старалась превратить наше жилище в дом-целитель. У нас были свечи, композиции из шелковых цветов, диванные подушки и керамика, все красиво расставленное. У нас был Генри, который сопел на кресле у окна или на бамбуковой циновке в общей комнате. – Дом с котом – мирный дом, – сказала Вонни. – Даже если этот кот – Генри? – спросил я. – Да. Даже с Генри. Принцем Бу-Бу-Ка-Чу.
Мы старались. Но эта история с включением света нас обеспокоила. – Наверное, приемник в люстре чудит, – сказал электрик, с которым я консультировался. – Купите новый, я поставлю. Продавец в хозяйственном магазине по доброте душевной дал нам приемник от похожей люстры, которая давно висела у них как образец, и не взял денег. – Должно помочь, – сказал он. Не помогло. Я разобрал наш агрегат, нашел в нем приемник и тут же увидел, что новый не подойдет.
Тогда Вонни позвонила производителю, чтобы заказать новый приемник, но в службе поддержки нам сказали: – А вы в курсе, что там на приемнике можно менять код? Вонни пересказала мне это уже потом, после звонка. – Там есть блок из четырех переключателей, у каждого – два положения. То же самое на пульте. Переключать можете как хотите, главное, чтобы комбинации были одинаковыми. Вы их проверяли? Нет, не проверяли. Представитель компании объяснил нам, что с завода все изделия выходят с одной и той же комбинацией, и производитель рекомендует при установке светильника ее поменять. Если у кого-то по соседству есть такой же и ни мы, ни сосед не меняли комбинации, то возможно, что его пульт включает нашу люстру и наоборот.
– Из ваших соседей в последнее время никто не менялся? – спросил сотрудник сервиса. – Мендес, – с ликованием в голосе сообщила мне Вонни. – Ага! Я опасался, что теперь она начнет потирать руки и воскликнет: «Эврика!»
На Мендеса Вонни было наплевать, она только обрадовалась возможности свалить на него вину за сбрендившую люстру. «Очень уж он выпендривается», – считала она. Эта яркая одежда, ярко-красная машина, и еще эта птица… «Кукушка хвалит петуха», – говорила она всякий раз, как слышала, что соседи обсуждают Попкорна и какой он милый. «А разве это не про межвидовые отношения?» – спросил я тогда, и она скорчила в ответ рожу. «Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду».
На самом деле она ревновала. Все в Мендесе – манера одеваться, машина, птица – оттеняло нашу жизнь и лишало нас возможности скрывать от самих себя, что она, несмотря на все попытки Вонни преобразить домашний интерьер, лишена всякой красоты.
Взять тот же диван, к примеру. Взять Генри, который возвращался домой, проиграв сразу в нескольких боях. Иногда он подволакивал лапу. В других случаях у него сочилась кровь с груди, на загривке были следы укусов или оказывался ободран хвост. Взять мое пристрастие к выпивке, сделавшее меня мрачным и замкнутым. Взять наши ночи, когда мы с Вонни лежали рядом в темноте, уставшие от бремени совместной жизни, давно перешагнувшей порог, на котором нам следовало распрощаться друг с другом. И теперь, когда я сменил комбинацию на приемнике люстры, у нас не осталось и этой темы для разговоров.
– Погоди, – сказала Вонни. – Так если пульт Мендеса включал нашу люстру, значит, и наш пульт должен творить то же самое с его светом? – Видимо, да, – я смотрел через окно спальни на дом Мендеса. – Но теперь, когда я сменил код, все будет нормально. Мы постояли так еще какое-то время, не зная, что еще сказать. Потом Вонни вышла из комнаты. Я слышал ее шаги на лестнице. Наступала весна, но мы приближались к концу.
Уж не знаю почему я нацелил пульт в окно и нажал кнопку включения люстры. К моему изумлению, дверь гаража мистера Мендеса поползла вверх. Это что, мой пульт? «Не может быть, – подумал я. – Это, наверное, сам Мендес открыл дверь». Когда дверь полностью ушла под потолок, я увидел, что на «Вольво» мистера Мендеса горят стоп-сигналы. Он уже вывел машину из гаража и закрыл дверь, а я все стоял, потрясенный мыслью о своем несостоявшемся открытии.
Потом пропал Попкорн. – Улетел на волю, в прекрасное далеко, – сказала Вонни, вернувшись с покупками из магазина. – Я видела по дороге домой. – Видела? Ты теперь стала экстрасенсом? Ты увидела, что это произойдет?
Шел уже конец марта, первые теплые дни весны. Мы открыли сдвижную дверь на террасу, и ветерок качал китайские колокольчики, которые Вонни повесила под потолком, у вентиляционной решетки. Колокольчики провисели там всю зиму – каждый раз, как включалось отопление, нас услаждал их мелодичный перезвон. Эти колокольчики, «Бамбуковый танец ветра», были последним напоминанием об интересе Вонни к фэн-шуй. С началом зимних холодов она принялась все упаковывать. Пропали свечи, искусственные цветы и керамика, исчезли песчаный дзен-сад и фонтан Будды. Постепенно обстановка в доме стала спартанской. Из посудного шкафа исчезли тарелки. Разные безделушки и старая одежда перекочевали в коробки и уехали на благотворительную распродажу. Я почувствовал, что дом стал гулким от пустоты. Утром, до того как открыть окна и двери, я заметил, что каждый звук – шаги, кашель, стук двери – вызывает эхо. Мы жили в пещере. – С каких это пор я стала оракулом? – спросила Вонни. – На всех столбах объявления о награде нашедшему.
Вскоре я сам пошел прогуляться и увидел расклеенные на дорожных столбах плакатики «ПРОПАЛА ПТИЦА!». Кроме того, на въезде в Сэддлбрук Эстейтс стоял транспарант, растянутый между двумя вбитыми в землю кольями. Везде был указан адрес сайта: www.findpopcorn.com. К вечеру в почтовых ящиках, в дверях и окнах появились такие же листовки. Я наблюдал, как их разносил сам Мендес. Впервые видел его в таком состоянии. На нем были серые спортивные штаны, причем один конец поясного шнура свисал прямо над ширинкой, и выцветшая рубашка-поло, когда-то красивая, а сейчас годная разве что для пугала. На ногах белые носки и пара домашних туфель, таких… бесформенных, из коричневого вельвета. Ничего похожего на его обычный шик.
– Мендес! – крикнул я ему через Аппалуза-корт. Он как раз отошел от углового дома, прижимая к груди пачку листовок. Было заметно, что он небрит и непричесан. – Мендес! – позвал я снова, но он не остановился, даже не посмотрел на меня. Неопределенно махнул рукой и пошел дальше. – Словно послал подальше, – рассказал я Вонни, вернувшись домой. – Я понимаю, он расстроен, но елки-палки, куда делась элементарная вежливость? – Вылетела в окно, – сказала она. – Выпорхнула из клетки.
Мы расхохотались, потому что именно это произошло с Попкорном. Он увидел свой шанс на солнечный свет, увидел небо в дверном проеме и решил бежать. Мы с Вонни смеялись и смеялись, пока не остановились в изнеможении, задыхаясь и держась за бока. Мы смеялись, пока наш хохот не превратился во что-то другое и я не понимал во что, пока Вонни не произнесла, глядя мне в лицо: – Лекс, я больше не могу. Я не могу жить с тобой. Тогда я понял, что наш смех перешел в истерику разрыва. – Мы оба уже давно это знаем, – сказал я, и она согласилась. Теперь мы говорили тихо. После взрыва веселья, такого, что Генри предпочел убраться подобру-поздорову, наши голоса слишком ослабли для слов, которые произносишь в момент, когда выбора уже нет, слов для прошедшей любви, слов о прожитой совместно жизни, что теперь распадается на части. – Последние несколько лет дались мне нелегко, – сказала она, и я стоял и слушал, как она перечисляет по пунктам, что сделало ее жизнь невыносимой.
Начнем с моих возлияний – которые, признаюсь, в последние месяцы только участились. – Посмотри на этот диван, – сказала она. – Ты купил его по пьяни. Просто посмотри на этот ужас. Я не знал, как объяснить ей, что диван я купил потому, что напугал ни в чем не повинную девушку-продавца. Я не знал, как объяснить, что я был приличным человеком. Вонни продолжала перечислять. Я перестал быть ей другом, сказала она. – Раньше я могла полагаться на тебя, Лекс. – Она остановилась, не упомянув остального: что она стала мне безразлична, и уже довольно давно. Виновен. Мы стали чужими друг другу. Как и все влюбленные, мы и понятия не имели, что такое случается, но, увы, это произошло. Правда, ненадолго. – Я сняла дом, – сказала она. – Я уезжаю.
Той весной слухи и пересуды в Сэддлбрук Эстейтс питали две темы: пропажа Попкорна и уход моей жены после тридцати трех лет брака. Мне было пятьдесят пять, и я остался один. У меня не было даже Генри, потому что в тот вечер, когда Вонни доверху набила машину своими вещами, оставив место только для его переноски, кот выскочил на улицу, и, когда пришло время его забирать, мы уже не смогли его найти. – Я уверен, он скоро вернется, – сказал я.
Мы стояли перед домом, в темноте, говорили вполголоса, потому что другие соседи тоже высыпали на улицу – Хартвеллы, Шипли и Биминраммеры: все обсуждали ситуацию с Попкорном и бедным мистером Мендесом. Мы не хотели, чтобы они нас слышали. – Позвонишь мне тогда? – сказала она, открывая дверь своего «Эксплорера», джипа, забитого вещами, которые она посчитала самыми важными для себя, важными настолько, чтобы увезти их из нашего дома. – На мобильный. После ее отъезда я еще долго стоял на улице. Странное ощущение: я не знал, что делать дальше.
Потом увидел его, Генри. Он трусил от дома мистера Мендеса, прижимаясь к земле, почти ползком. Я видел, как он проскочил проезжую часть, освещенную фонарями. Потом я потерял его в темноте из виду, пока не почувствовал, как он трется о мою ногу. Мы зашли в дом. Я взял телефон, хотел позвонить Вонни, чтобы она вернулась и взяла Генри, но кот вскочил на диван и начал мять его лапами, устраиваясь на ночь. Ему было плевать на то, что диван уродлив. На нем было удобно спать после уличных приключений, и это удобство обеспечивал я. Генри взглянул на меня разок и беззвучно мяукнул. Потом закрыл глаза и уснул, и я так и не смог ей позвонить. Теперь нас уже было двое.
Дни шли, и Вонни все звонила, чтобы спросить, не появился ли Генри. – Нет, не видел, – отвечал я. – У тебя все в порядке? – Да. А у тебя? – Конечно. На самом деле я чувствовал себя ужасно, и даже Генри это чувствовал. Конечно, я давно знал, что между нами с Вонни все кончено, но не подозревал, в какую бездонную яму одиночества затянет меня ее отъезд. Вдобавок ко всему соседи тратили все свое сочувствие на мистера Мендеса и бедняжку Попкорна. Понятно, что мы с Вонни никогда не были близки с Хартвеллами, Шипли или Биминраммерами, но я все-таки думал, что при известии о нашем разрыве кто-то попробует найти пару слов поддержки и для меня. Когда я замечал, что Мисси Биминраммер выгуливает свою Шелти, Чик Хартвелл стрижет газон или Пег Шипли возится с клумбами, то махал им рукой, ожидая услышать: «А что Вонни давно не видно?» – но они просто махали мне в ответ и ничего не говорили – или просили быть начеку на случай, если вернется Попкорн.
Как-то вечером я увидел, что Герб Шипли моет у гаража машину. Я прошелся по тротуару, мимо дома Биминраммеров, живших по соседству, и дома Хартвеллов, располагавшихся напротив, пока не дошел до дорожки к гаражу дома Шипли. Герб поливал машину из садового шланга, чуть дальше принимал солнечные ванны Генри. Кот перекатился на спину и закрыл глаза. Герб возился со своим антикварным «Тандербердом» 1963 года; этот красный кабриолет с черной складной крышей он восстановил сам. Герб преподавал труд и технологии в школе Дэвидсон-Хай. Поджарый, с седеющей гривой, он был практически лишен подбородка, отчего его губы, казалось, были всегда тревожно поджаты, как сейчас, когда он заметил меня и повернулся.
Я просто выпалил все. Сейчас мне кажется, что выглядело это совершенно по-идиотски. – От меня жена ушла, – сказал я. Может, все дело в его выражении лица. Может, потому, что я считал его сердитым, и решил, что его рассердит моя ситуация. – Вонни. Она ушла. Когда Герб повернулся, шланг оказался направлен на меня и со стороны казалось, что я сказал ему нечто обидное и теперь он брызнет водой мне в лицо. Но он сказал только: – Ты слышал? Мендесу звонили. Женщина из Плейн-Сити. Говорит, вроде нашла Попкорна. Герб сказал, что Мендес как раз туда и уехал. – Мы все надеемся на счастливый исход.
В ту же секунду Генри вскочил на багажник «Тандерберда», встал на задние лапы, чтобы дотянуться до матерчатого верха и начал со всей дури кромсать его когтями. – Генри! Нет! – закричал я. Но было уже поздно. Герб повернулся, понял, что происходит – крышу его машины рвут в клочья, – и сделал единственное, что смог: окатил Генри из шланга. Струя сбила кота с машины, он приземлился на лапы и отряхнулся. Обтекая, он не стал ждать развития событий и погнал по тротуару со всех ног. Я проследил за ним, пока его хвост не скрылся за моим гаражом. – Я заплачу за ремонт, – сказал я Гербу. – А куда ты денешься! – процедил тот, глядя куда-то мимо меня.
Я подумал, что это Вонни, что она вернулась дать мне второй шанс. Но прежде чем я успел повернуться, Герб произнес: – Это Мендес. Новость разнеслась быстро. Пег мгновенно выскочила из дома, словно она следила за улицей из окна – и кто знает, может, так и было. – Это он, – сказал Герб, и они торопливо пошли мимо меня к машине. Из своего дома вышли Чик и Кони Хартвеллы, даже Бенни и Мисси Биминраммеры поспешили узнать, действительно ли мистер Мендес нашел Попкорна.
Я стоял и смотрел, как мистер Мендес вышел из своей «Вольво» и вокруг него собрались соседи. Он что-то сказал им и покачал головой. Конни Хартвелл положила руку ему на плечо, и я услышал «Проклятье, черт его подери» Герба. Ясно было, что женщина в Плейн-Сити видела не ту птицу. Соседи толпились у дома мистера Мендеса, а я пошел к своему дому, где мокрый и дрожащий Генри ждал, чтобы я пустил его внутрь. – Черт возьми, Генри, – сказал я и отпер входную дверь. Он нерешительно стоял у порога, словно знал, что мне придется выложить немалые деньги за его художества со складной крышей гербовского кабриолета. – Заходи уже, – кивнул я. – Ты же знаешь, без тебя этот диван выглядит совсем паршиво.
Клянусь, ту ночь и несколько последующих дней он был сам не свой. Носился по дому, издавая утробные вопли. Я хотел выпустить его погулять, открыл дверь, но он постоял на пороге, принюхиваясь к воздуху, мяукнул и убежал обратно на диван.
Однажды он взобрался на кресло у окна, откуда я наблюдал за балаганом на противоположной стороне улицы. Герб Шипли вызвался приварить клетку Попкорна к стальной трубе и установить на крыше дома мистера Мендеса. Я наблюдал, как Герб закрепляет трубу по обе стороны конька крыши. Мистер Мендес смотрел на него с земли, задрав голову и прикрывая глаза от солнца. Закрутив последний болт, Герб открыл настежь дверь клетки – чтобы Попкорн мог влететь в нее, если окажется где-то поблизости и поймет намек. Герб спустился вниз по лестнице, и мистер Мендес торжественно пожал ему руку.
К дому подъехал фургон телевизионной компании WNBS 10TV, из него вылезли двое. Один держал на плече видеокамеру. У второго, молодого блондина с безупречными волосами, в руках был микрофон. На нем были штаны цвета хаки и туфли-лоферы. Темно-синяя поплиновая куртка поверх белой рубашки. Под курткой виднелся ярко-голубой галстук. Какое-то время я смотрел, как блондин говорит с мистером Мендесом, периодически тыкая ему в нос микрофоном. Потом Генри ударил лапой по стеклу и зашипел. – Вот и я так думаю, – сказал я. Я взял его на руки и пошел в кухню, где хранил бурбон «Эван Уильямс». Пять дня, самое время для коктейля.
Что нам с Генри так не нравилось в Мендесе и кутерьме вокруг него? Почему наши сердца так ожесточились по отношению к человеку, который потерял что-то очень для него дорогое? Наверное, все дело в ревности. Мы ведь переживали свою потерю, но всем было наплевать. Всех интересовал только мистер Мендес и его Попкорн.
И вот сидим мы с Генри на диване, и чем больше я пью, тем больше мне нравится, как он выглядит – облокотился на спинку, пузом кверху. Клянусь, в какие-то моменты он выглядел совсем как человек. Я принялся рассказывать ему, как купил этот диван, и рассказ как-то сам по себе перешел к тому, как мы с Вонни когда-то любили друг друга. – Хочешь – верь, хочешь – не верь, Генри. Мы были молоды и влюблены, мы думали, что у нас будут дети, внуки и долгая счастливая жизнь. И смотри, чем все кончилось.
Время от времени кот задремывал, и я тыкал его пальцем. Он ворчал и по привычке скалил зубы, но меня его неудобства не волновали. Я хотел поговорить, а других слушателей вокруг не наблюдалось. – Ох, Генри, – говорил я. – Когда впервые влюбляешься, думаешь, что это навсегда, но вот что я тебе скажу… Не бывает ничего вечного. Не бывает вообще. Я усвоил этот урок, мой прекрасный кошачий компаньон. Мендесу его тоже придется выучить. Ведь мы с тобой знаем, что его птица не вернется домой.
Откуда я это взял? Скажем так: у меня были основания. Может, я расстроился из-за того, как все повернулось после нашего с Вонни расставания, может, надеялся, что мы с Мендесом, как друзья по несчастью, сможем возродить дружбу. Может, именно я, а не Герб Шипли или Чик Хартвелл – елки-палки, я даже видел, как мистер Мендес просил о чем-то Бенни Биминраммера! – стану тем человеком, на которого Мендес сможет положиться. – Я могу стать таким человеком, – сказал я Генри, но сам уже понимал, что это ложь. Это время давно прошло. Даже Вонни не могла на меня рассчитывать уже много лет. – Я – пьяница. Мне уже много лет, я пенсионер, который мало что значит для окружающего мира. Теперь я еще и одинок. Генри сгорбился в углу дивана, а я решил, что он обиделся. – Ладно, мы одиноки, – сказал я ему, – но всех беспокоит только эта птица.
Генри чихнул, словно говоря: «Чертова птица» или «А где эта женщина, которая меня любит, кормит меня тунцом, разрешает греться в своей постели и зовет Принцем Генри Бу-Бу-Ка-Чу? Почему я сижу на этом вырвиглазном диване с алкашом, который только и делает, что жалеет себя?» – Просто так получилось, – сказал я. Потом, почувствовав жалость к коту, я придумал песенку – ну скорее бурбон написал несколько строк. Я представил себе Генри в виде такого рассерженного рэпера, каких показывают по телевизору, вроде Фифти Сент или Эминема. Надень на Генри бейсболку набекрень, нацепи на него тонну серебряных цепей и медальонов – и все, звезда готова. Я начал читать рэп прямо из своей пьяной башки:
Сидит кот на дерьмовом диване. Не может кот достичь нирваны. Хозяйка его за ним никак не придет, Потому он песню свою поет. Судя по виду, Генри это не впечатлило. – У всех есть своя история, – объяснил я. – Хочешь не хочешь, а это – твоя.
Следующим вечером я включил новости и увидел Мендеса, который рассказывал, как дорог ему Попкорн и сколько лет попугай у него прожил; в глазах у него стояли слезы. – Не знаю, как он вылетел, – сказал мистер Мендес и вытер глаза тыльной стороной ладони. – Я открыл дверь на террасу, чтобы он почувствовал теплый воздух снаружи, но я точно не открывал сдвижной сетки. Ему нравилось летать по дому, я часто его выпускал. Клянусь, сетка была закрыта. Новостной сюжет завершал кадр Попкорновой клетки над домом. Репортер произнес серьезным голосом: – Если кто-нибудь из вас располагает информацией, которая поможет вернуть Попкорна домой, звоните по номеру, указанному ниже, или заходите на сайт www.findpopcorn.com. Камера дала крупный план клетки, и репортер добавил: – А пока что дверь клетки открыта, и расстроенный владелец ищет и ждет своего питомца.
Всю ночь я пытался выкинуть из головы эту картину, но не смог. Засыпал, просыпался, в конце концов, забылся беспокойным сном и провалялся до одиннадцати. Наступил очередной прекрасный весенний день. Я отодвинул дверь на террасу и немного постоял, вдыхая ароматы земли, пробуждающейся после длинной зимней спячки. На перилах террасы цвели нарциссы. Теплые лучи солнца ласкали мое лицо, но я все равно чувствовал себя несчастным. Генри спрыгнул со своего дивана – который я уже привык считать «его диваном», – петлял между моими ногами, мяукал и довольно глядел на меня снизу. – Генри, – сказал я, – пора нам с мистером Мендесом кое о чем поговорить.
В этот раз, когда я нажал кнопку звонка, шаги послышались почти сразу, твердые и частые. Мендес распахнул дверь, которая недовольно скрипнула, словно не открывалась всю зиму и только сейчас была распечатана. – Мистер Мендес, разрешите… Мне нужно… – бормотал я, не зная, с чего начать, как объяснить причину своего прихода. Он взял меня за руку и увлек за собой в дом. – Мистер Лекс. О, мистер Лекс! – Лицо его сияло. – Входите, конечно. Я позволил отвести себя по коридору в общее пространство, в котором совмещались, как и у меня дома, кухня, столовая и гостиная. Там, на столике, стояла клетка, и в ней сидел попугай, очень похожий на Попкорна.
– Попкорн! – воскликнул мистер Мендес, эффектно взмахнув рукой, словно он представлял товар в телерекламе. – Вчера позвонила женщина из Нью-Олбани, и вот, – он повторил тот же жест, – gracias a Dios, я дождался чуда. До Нью-Олбани – добрых пятьдесят километров, на что я не преминул указать мистеру Мендесу. – Немалое расстояние для такой невелички. На мгновение его лицо стало серьезным. Секунду или две мы смотрели друг другу в глаза. Мы оба знали, что птица в клетке – не Попкорн, а какой-то другой какаду, улетевший из дома. С момента пропажи Попкорн «находился» уже много раз, и по какой-то причине – возможно, потому, что приходит время, когда нужно сделать выбор и жить дальше, – мистер Мендес решил принять эту птицу как свою.
Его лицо оживилось. – Не нам ставить под сомнения чудеса. Они случаются не просто так. И причины нам знать необязательно. Так ведь? – сказал он. Я нагнулся, чтобы лучше рассмотреть птицу. Попугай сидел на жердочке – та же раскраска, что и у Попкорна: желтая головка, такие же оранжевые пятнышки на щеках. Он даже кивал головой и двигался, как Попкорн, когда я его впервые увидел. Спутать их было легко. Нужно было лишь поверить.
Мистер Мендес рассказал мне еще кое-что. Девушка, с которой он расстался на Кубе, Ева, написала ему письмо. Я тут же вспомнил конверт со штампом Майами, который оставил у него за дверью под Рождество. Всю зиму они переписывались по электронной почте. – Она собирается приехать, – сказал он. – Я в таком смятении. Что, если я ей не понравлюсь? Что, если она мне не понравится? С тех пор как мы были молоды и влюблены, прошло много лет.
Я постучал пальцем по клетке, но не мог думать ни о чем другом, кроме Вонни, какой она была, когда мы испытали первые чувства друг к другу. Как мы начинали совместную жизнь. Сердца, открытые к чуду. – Гол, – сказал я, вспомнив встречу с Попкорном, вспомнив осень, когда он радовал всех своими разговорами. – Гол. Гол! – повторял и повторял я, но птица в клетке упрямо молчала. Наконец, мистер Мендес остановил меня. – Мистер Лекс, – мягко сказал он, – сейчас не футбольный сезон.
Я не смог заставить себя сказать то, ради чего пришел, – как без его ведома забрался в его дом в день, когда исчез Попкорн. Я увидел, что мистер Мендес уехал на работу. Значит, раньше обеда не появится. Несколько недель после того, как я нажал кнопку на пульте от люстры и двери его гаража поползли вверх, я пытался отогнать от себя шальную мысль. Разве управление гаражными воротами устроено не по тому же принципу, что и включение люстры? Что, если я поиграю переключателями на своем гаражном пульте и смогу подобрать код к гаражу мистера Мендеса?
Дверь откроется. Я убедился в этом в конце марта. Перешел улицу, осмотревшись, нет ли кого рядом. Потом зашел в гараж и закрыл двери кнопкой на стене. Потом открыл дверь из гаража в дом и вошел внутрь. Мне всего лишь хотелось побыть не дома. Я не смог бы объяснить это мистеру Мендесу. Я не смог бы объяснить, как приятно было сидеть на террасе и ощущать дуновения теплого ветра. Я сидел в тишине его дома, довольный, что убежал из своего; убеждая себя, что на час или около того я могу окунуться в собственные тишину и покой, познать честно заслуженный отдых.
Попкорн сидел в клетке, но дверца была открыта, так что дом был в его распоряжении. Он щелкал и свистел, потом сказал: «Гол. Гол!» Затем выпорхнул из клетки, сделал несколько кругов по кухне и гостиной. В тот момент я уже не думал. Я объяснил бы это мистеру Мендесу, если бы смог. Я рассказал бы, как подошел к двери террасы, как ощущение свободы подстегнуло желание посидеть на его террасе, погреться на солнце. Я сдвинул сетчатую дверь… И тут же ощутил хлопанье крыльев у своего уха. В ужасе я смотрел, как Попкорн пролетел мимо бука на заднем дворе и скрылся за углом дома Чика Хартвелла.
Что я мог сделать, кроме как пойти домой? Будь я чуть честнее, то признался бы сразу, но как объяснить свое присутствие в чужом доме? Как передать мистеру Мендесу, насколько важны были для меня эти мгновения покоя? Как описать, что я сознавал, что моя жизнь разваливается на куски и я не знаю, как это остановить?
Я не мог высказать этого ни тогда, ни сейчас, когда Вонни заехала за Генри и увезла его к себе. Остались только мы с диваном. Никчемным диваном. Я сижу на нем в летнюю жару и пью. Вспоминаю тот день, когда мистер Мендес был так рад своему попугаю, что настаивал, будто это Попкорн. Тот день, когда он рассказал мне о своей потерянной любви, Еве, которая теперь живет в его доме, очень приятная женщина. Они уходят и приходят, часто держатся за руки, и, как я ни пытаюсь, мне не удается на них злиться. Не получается.
В тот день, в доме, он спросил меня: – Вы рады за меня, мистер Лекс? Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами – как я понимаю, на пороге между прошлой жизнью и будущей. Незнание того, что с нами произойдет, – иногда лучшее, на что мы можем надеяться. Я бы сказал это Вонни, если бы считал, что для нее эти слова будут не пустым звуком. Дуновение ветра, кусочек неба, открытая дверь. – Конечно, – ответил я мистеру Мендесу. Что я еще мог сказать? Что я испуган до смерти? Что я боюсь дней, которые мне еще предстоит прожить? – Конечно. – Я похлопал его по спине. Он был моим соседом, и из-за этого я обязан был притвориться хорошим человеком. – Я рад. Очень рад. – Я даже обнял его и прижал к себе. На мгновение. – Очень, очень рад. А потом я сделал единственное, на что был способен. Я отпустил его.
Из сборника "Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери"
Возле нашего дома всегда жили кошки, много лет. Они менялись - видимо, умирали, или собаки их грызли, или люди, которые нелюди убивали. Причины разные, но тем не менее, так как котят приносили немало, да еще к нам во двор котят и подбрасывали, то их поголовье не уменьшалось. Жили они в нашем подвале, под домом. Кормили их многие из нашего дома, в том числе и отец, и я. Котята подрастали, тоже приносили котят. В общем, жизнь шла. У кошек стояли всегда миски с едой, водой. Все по нормальному. А потом кошки стали исчезать. Это произошло с прошлого года. Я не сразу это заметила, а потом отец стал говорить, что как ни выйдет - кошек нет. Что в итоге выяснилось. В доме живет человек, который кошек ненавидит -я так думаю, что он приехал недавно. У нас дом - как проходной двор. И он кошек стал изводить - бить, камнями, ногами. Об этом мне рассказал сосед, который кормит кошек, как и его жена. В общем, этот тип извел всех кошек. И другие тоже не приходят. А сосед кормит из возле другого дома. Кошки в определеное время к нему выходят и он им дает корм. Когда я узнала об этом типе, который извел кошек (я его и не видела, так что даже не знаю, молод он, или просто из ума выжил-возрастное), я сразу сказала - ну этот убиватель кошек плохо кончит - кошке убивать нельзя, даже приметы народные говорят об этом, ибо - грех. А сосед, который кормит кошек, спокойно так отвечает - а я знаю это, такие люди заканчивают жизнь от рака, это всем известно. Вот тут уж и я удивилась. Видать, тоже примета какая-то. А без кошек двор просто осиротел. Раньше с кошками дети играли, когда на скамейке люди сидели - и кошки тут тоже рядышком примащивались, никто их не гнал. Да, плохо без кошек.
Для того, чтобы выяснить почему кошки не откликаются на зов хозяина японца Ацуко Сайто из Токийского университета и Кадзутака Синодзука из Университета в Южной Флориде наблюдали за 20 кошками разного возраста. Эксперимент заключался в следующем, животное находилось в одной комнате, а хозяин в другой должен был позвать любимца. В результате 15 из 20 испытуемых кошек так или иначе отреагировали на голос хозяина, переминая лапки, подергивая хвостом, прядая ушами. Пятеро же вообще не обратили на звуки никакого внимания. Однако ни одно животное, по признанию наблюдателей, так и не отправилось выяснить, зачем же хозяину понадобилось его звать. Ученые объясняют такое поведение естественными причинами. Как известно, кошки относятся к разряду мелких хищников, способных длительное время выслеживать свою добычу и поэтому способны не отвлекаться на раздражители извне. Единственное, что так и осталось пока загадкой для исследователей, что все-таки заставляет людей любить кошек, учитывая то, как они себя ведут, о чем не преминули написать в статье, опубликованной в Animal Cognition, - пишет Информинг. Кошки выбрали людей в качестве компаньонов около 8000 тысяч лет назад, и с тех пор остаются с нами исключительно по собственной воли, считают эксперты в поведении пушистых хищников. www.u-f.ru/News/u20/2013/11/30/666200 Мой коммент. Истинная правда, игнор полный. Но я так думаю, это потому, что живность такая вреднючая и наглючая. По своей красотке сужу. Можно звать хоть часами - ноль внимания. А если захочет, чтобы погладили, то и сама придет, причем так по хозяйски, лапой тянет руку, дескать, пора поработать, шею ей почесать, или нос, али ухи. И почему мы любим кошек - непонятно, наверно просто потому, что они нам помурлыкают, лапками потопчут, полечат, успокоят, рассмешат, убаюкают.
История появления котов при царском дворе начинается с Петра I, который сам привез из Европы большого кота для ловли мышей и крыс, т.к. этих грызунов развелось в тогдашней столице России дюже много. Когда на престол взошла Елизавета Петровна, она приказала привезти котов из Казани, т.к.ей доложили, что именно тамошние коты очень хорошо ловят мышей.И в 1745 г. царица издает указ про котов, где приказывает привезти из казани 30 котов, а твкже сообщить, кто в Петербурге имеет таких котов. Иначе, кто не сообщит, того ожидает штраф!И вот из Казани доставили аж 300 котов и кошек! Целая кошачья гвардия, которая начала нести службу при царском дворце! Много котов и при Эрмитаже, где они тоже охраняют музей от грызунов. Есть в Питере общество попечителей кошек Эрмитажа. В годы Великой Отечественной войны котов поели служители Эрмитажа, к сожалению, голод был такой, что все шло в пищу.В Питере появилось множество крыс, и было принято решение завезти в город котов. И из центральных районов России пришло несколько вагонов с усатыми и полосатыми! 28 марта каждый год традиционно отмечают профессиональный праздник эрмитажных котов – День мартовского кота. Кошки сейчас живут не только в Эрмитаже, но и в Зимнем дворце. А в Казани есть памятник казанскому коту, котоый представляет собой большого толстого кота на кровати с балдахином, и на коврике у кровати такие слова – Кот казанский, ум астраханский, разум сибирский. Усатый действительно представительный, от души! По материалам журнала Наука и жизнь, 2012,№ 3.
Сегодня купила фигурку кошатины, которая приносит много чего хорошего. Давненько хотела ее прикупить, да все как-то не попадалась на глаза. А вот сегодня попалась, стало быть. Да и вообще, фигурок кошатин у меня много, а этой не было. Взяла фигурку на солнечной батарейке. И пока светило солнышко – а поставила я ее на окне, кошечка активно помахивала лапкой. А к вечеру прекратила, хотя продавец сказала, что она работает и от обычного электроосвещения. Не работает. Кошка так была запакована в прозрачный колпак, что я его нормально снять не смогла, сил не хватило, стала разрезать, тк пластик был мягкий, в общем, еле достала. Кошечка симпатичная. Моя усатая обнюхала ее, и перестала обращать внимание, даже движущаяся лапка ее не заинтересовала. Ну и ладно, а то бы точно разбила. В инете нашла материал о такой статуэтке. По легенде когда-то у бедной женщины был любимый кот. И вот однажды, когда ей стало совсем невмоготу, она сказала коту – «Мне жаль, но у меня нет денег, чтобы прокормить тебя, придется нам расстаться». Той же ночью кот приснился ей и сказал: "Пожалуйста, вылепи мое изображение из глины и оно принесет тебе удачу". Проснувшись утром, она так и поступила. Проходящий мимо ее дома богатый господин увидел симпатичную статуэтку и купил ее, заплатив неплохие деньги. С тех пор женщина каждый день лепила глиняных котов и их всех раскупали! Так она избавилась от бедности с помощью своего кота. Кошка удачи с поднятой левой лапкой, или по восточной мифологии, монеко-неки, приглашает в дом финансовый успех и процветание. «Монеко» в переводе с японского – приглашать, манить, «нэко» – кошка. Изображается с поднятой лапкой, колокольчиком на шее и золотой монетой в другой лапе. Согласно древней легенде, именно в такой позе кошка одного из японских монахов стала зазывать людей в малопосещаемый храм, после чего туда пришли щедрые пожертвования, богатство и популярность. А магический образ кошки удачи оказался очень живучим и востребованным, пройдя сквозь века. Популярен он как для приобретения домой, так и для привлечения финансов и клиентов среди торговцев и бизнесменов. Кошка Манеки Неко - благоприятный символ удачи. Относится к японской культурной традиции. Считается, что поднятая вверх лапа – символ привлечения удачи и благополучия. Если у кошки поднята левая лапа – она привлекает удачу, посетителей, деньги в Ваш дом. Если поднята правая лапа – она желает удачи и процветания всем окружающим. Если подняты обе лапы – двойное пожелание удачи.
Встать под знаменем котов Будь готов! - Всегда готов!
КОТЫ — МАРСИАНСКИЕ ШПИОНЫ
На Марсе перед учеными была поставлена задача — создать биороботов, максимально приспособленных к земным условиям, которые бы вписывались в систему земных организмов. «Чтоб Дарвин носа не подточил», — сформулировал задачу президент марсианской АН. Первые триста лет работа шла под непосредственным руководством академика X., в это время были определены основные контуры будущего вида, изобретено и разработано так называемое «мурлыкание» (сочетающее разные функции, от языковой до психотропной), освоены немалые средства.
Потом, как известно, наступило Другое Время. Академик X. принял приглашение Университета Попрыгунчиков и уехал жить на Юпитер. Группа разделилась, причем первоначально предполагалось, что две новые группы будут работать каждая над своими аспектами проблемы, но на деле вышло все по-другому. Увы, движимые личными амбициями, руководители групп не смогли наладить взаимодействие, стремясь освоить побольше средств, которые, надо сказать, теперь выделялись все реже. Кое-что удавалось получить от юпитерианцев. читать дальше Когда очередной перевод с Юпитера поступал на счет одной из групп, руководитель другой тут же писал письмо об антимарсианской деятельности в Комитет Защиты Марса. В Комитете уже привыкли к этому и все письма подшивали в одну папочку. Надо сказать, что в группе под руководством Y. (редкостного интригана и небесталанного администратора) собрались самые талантливые ученые, работавшие у X. Остальные, бывшие когда-то на вторых ролях, составили костяк группы под руководством Z. (гениального ученого и невыносимого неврастеника).
Когда Другое Время начало клониться к закату, где-то наверху сочли, что освоенных средств уже достаточно для демонстрации результатов, и призвали Y. и Z. в Совет ста сорока четырех. После довольно бурного разбирательства, когда прозвучало предложение депутата от Пятой Линии — «стерилизовать на месте», не добравшее всего пятнадцать голосов, руководители групп призадумались, почесали животы и написали письмо X. на Юпитер.
X. не оставил коллег. Тем более что он скучал: на Юпитере ему приходилось преподавать местным балбесам таблицу умножения. Юпитериане, как известно, имеют исключительно гуманитарные склонности и врожденный талант к эффективному менеджменту. Выбив очередную сумму у тамошнего Фараона, X. прислал ее вместе с пятью своими самыми талантливыми юпитерианскими докторантами. Один из них умел даже доказывать теорему о сумме квадратов катетов, когда бывал в хорошем настроении.
Докторанты из двух групп опять составили одну, под совокупным руководством Y. и Z., и приступили к эффективному менеджменту. В результате удачные и неудачные решения оказались причудливо перемешанными в конечном результате. Например, все, связанное с мочеполовой сферой самцов, пришло из группы Z. (где, не мудрствуя лукаво, за основу взяли соответствующий аппарат Голого Пустынного Урода). А вот главные параметры самок базировались на разработках Y. И плохо стыковались с Голым Пустынным Уродом. Много можно сказать и о линьке робота, и о царапательном рефлексе, и о несбалансированной энергосистеме (приводящей к обжорству и вороватости). Все доделывали на ходу, поскольку сроки поджимали, освоили немало средств (в основном юпитерианских) и в конце концов представили Совету результат.
С оценкой «удовлетворительно» результат был принят, и первые партии котов в специальных капсулах были выброшены на Землю (Египет, Китай, район нынешней Кинешмы). Когда выяснили, что впопыхах роботов забыли снабдить приемно-передающими устройствами, было уже не до того — наступало То Еще Время, средства закончились, осваивать стало нечего, и каналы затягивались синими водорослями. Разработанными в лабораториях на Венере за тысячу лет до описываемых событий.
Ну так вот. Котенка немало лет вела себя вполне прилично. Никогда не ходила кроме лотка. Но со временем поведение ее изменилось. Наверно, есть какое-то объяснение кроме такого – ты испортила кошке личную жизнь, не дала ей кота, вот тебе она и мстит – на полном серьезе так говорит одна моя знакомая. Тем не менее. Алиска устроила настоящую охоту на мои сумки. А надо сказать, на сумки у меня пунктик. Ну каждый на чем-то заморачивается. Я вот обожаю сумки, кошельки, косметички. Но особенно сумки – не могу устоять. Как какая сумка понравится, как правило, покупаю. Не скажу, что сумок у меня много, т.к. какие-то стареют, рвутся, просто надоедают, тем не менее, не так уж и мало. Алиска любит сначала обнюхать сумку, а потом в нее залезть. Если пытаешься ее оттуда вытащить – орет нечеловеческим мявом. Не одобряет значит моих действий. Сумки я никогда никуда от нее не убирала. Где бросила там и лежали вместе с котенкой. Она в них отдыхала, время от времени драла – когти точила. Это я внезапно обнаружила, про точение когтей. Как-то купила себе замшевую сумку. Она стоила какие-то безумные деньги, но цену уменьшили и хорошо уменьшили, хотя все равно цена осталась большой. Сумка была очень красивой. Замшу я обожаю, а тут черная натуральная, а впереди отделана какими то вырезами и в них продеты тонкие полоски покрашенной под серебро кожи. И я как-то обратила внимание, что полоски то вытянуты многие. Я пыталась их вставить на место, но это было очень непросто. А я не понимала, как они выскакивают, да еще и сумка подраная с разных сторон. Ну не думала на кошку, правда, потому как при мне только лежала в сумках, но больше – ни-ни. И случайно увидела, как усатая дерет со всей силы несчастную сумку, которая лежит себе спокойно на диване. Конечно, опять наорала на усатую. И стала сумки убирать в шкаф-купе в коридоре. И вот как-то я обратила внимание, что какой то запах идет от сумки. На Алиску я тогда не думала плохого, но природу запаха так и не поняла. Что-то я там застирывала, еще что-то, но в итоге сумку я выбросила. Хорошо, что она была не новая, и особо жалко ее не было. Хотя вру. Было жалко, но не очень. Потом прихожу на работу, а сумка у меня (другая уже) мокрая внутри и снаружи. И пахнет, да чего там – воняет. Тут уж я стала понимать, что к чему. Было просто ужасно. Запах сидел у меня в носу, я и вытирала, затирала. Пришла домой, наорала на Алиску, потыкав ее мордой в сумку. Но Алиска высказала небывалое любопытство, нюхая сумку, потом залезла в нее и залегла. Так что воспитательного момента не произошло.
читать дальшеКак-то приобрела я себе новую сумку на лето – светлую, очень красивую. Прошло несколько дней. Пришла домой и оставила сумку на полке для обуви а сама пошла в комнату к отцу. Совсем мало сумка лежала без присмотра. Возвращаюсь… Это надо передать. Эта хвостатая пакость написала прямо в сумку. Да так много, что уделана была вся сумка. И то, что в ней находилось – косметичка –новая, косметика (особенно жалко было новую дорогую помаду, которую я по «счастливой» случайности приобрела именно в тот день, ), кошелек с деньгами, визитница. Самое «приятное» в том, что у меня настрой был один – прийти домой, чего то съесть и лечь спать, т.к. пришла поздно и устамши с работы. Ой, как я орала на кошку. Аж стыдно вспоминать – иди сюда, мелкая пакость, я сейчас не знаю, что с тобой сделаю!!!И т.д. Рулады были у меня знатные. А она сразу куда то делась. Я тут разоряюсь, а Алиски нет, отсутствует на месте разборки. Потом я пошла стирать сумку, выкинула половину косметики, т.к. чуть не плавала эта косметика в моче кошачьей. Да, было жалко, чего уж тут. Боялась, что сумка от стирки в машинке развалится, но обошлось. С деньгами было проще всего. Я их высушила на лоджии, и на другой день благополучно что-то на них купила. Потом кошка появилась. Но я то не прекращала вопить, такая вот я упорная где не надо. Не могу сказать, что Алиска испугалась. Отнюдь. По-моему, она с любопытством на меня смотрела – дескать, ну и что ты сделаешь? А что я сделаю – не бить же живность, хотя хотелось по ушам надавать. И вот на фразе – я тебя выкину на помойку – отец сказал Алиске (своей верной подруге) – Мурочка, ты ее не слушай, никто тебя не выкинет, мы тебя любим. А ты – это мне – хватит кричать, иди готовь ужин. Ну я и пошла, а что было делать. Да и устала я уже ругаться, не люблю я ругаться. Начала потихоньку на кухне успокаиваться. Потом отец говорит – сама ты виновата, не надо сумки разбрасывать где не надо. Молодец Мурочка, порядку тебя учит. Иди с Мурочкой мирись, а то она на тебя обиделась. А Алиска действительно, от меня шарахалась, вприпрыжку убегала прочь. Ой, ну что делать. Позвала ее, показав вкусняшку. Алиска тут же подошла, все съела, я ей сказала ласково, – уж не знаю, поняла она или нет, что она допрыгается в итоге. И вроде мы и помирились таким вот образом. Может и поняла, т.к. хоть кошка постоянно ошивается в шкафу-купе, который она сама открывает лапой и где находится часть моих сумок, но уже несколько лет не безобразничает. Тьфу, тьфу. Но как только появляется новая сумка в доме, сразу внимательно обнюхивает ее, и на мое грозное – ну-ну, кто-то сейчас может получить по ушам, поворачивается и уходит. Что опять же наводит меня на мысль, что Алиска что-то там понимает. Хотя мои знакомые кошколюбы свято убеждены, что кошки все понимают и удивляться тут нечему. Да, Алиска не только понимает чего то там, но и ведет себя как королевна, которой все всё обязаны делать. Но это уже другая история.
Встать под знаменем котов Будь готов! - Всегда готов!
Кошка и самурай / Neko Samurai
Кютаро, искусный мечник, вынужден прозябать в нищете и одиночестве. Он дичится людей, но и зарабатывать на жизнь не умеет ничем, кроме меча. Однажды Сакити, случайно увидев его искусство, нанимает Кютаро на не совсем обычную работу. Он должен убить кошку, любимицу босса, из-за которой тот превратился в полнейшего ребёнка. Деньги есть деньги, и они очень нужны — так почему бы не взяться за дело, пусть и настолько абсурдное? Но когда Кютаро приходит выполнять работу, он видит очаровательную белую кошку…
Так вот Алиска стала охотиться на тараканов. Вечером она приходила на кухню и ложилась на стол возле газовой плиты. Причем убрать ее оттуда не представлялось возможным. Как именно это происходило – я не знаю. То ли гонялась за ними, то ли лапой убивала. Но то что не ела – факт, т.к. утром я находила на полу трупики тараканов. И тараканы, видать, Алиску убоялись. Потому как верь-не верь, но тараканы у нас, тьфу, тьфу, исчезли. А раньше был просто караул, никакая химия не помогала. Может, никакой связи с кошкой и нет, но тем не менее. Вообще Алиска охотница. Как какая-то бабочка или еще кто летучий залетит в квартиру – Алиска гоняет его до полусмерти, пока я не отберу и не выпущу страдальца на волю. Как-то залетала саранча. Вид у нее довольно устрашающий. Алиска ее гоняла, пока та не устала, по все квартире. Я, конечно, хоть и испугалась такого страшилища, все же отняла ее у кошки и выпустила с лоджии. А в прошлом году к нам залетела летучая мышь. Просыпаюсь ночью от того, что Алиска бешено гоняет по квартире. Потом в комнате послышался звук непонятный, как кто-то большой летает по комнате. Я сразу подумала о летучей мыши, почему-то. Встала. Включила свет – точно. На ковре сидит мыша – маленькая, со сложенными крыльями. Ой, как я всякой такой живности боюсь. Говорю Алиске – вот мышь, сидит, чего тебе еще надо – иди и поймай. Кошка посмотрела на меня и спокойно улеглась на пол. Как я ловила мышу – это отдельная история. Самое удивительное – я ее выбрасываю в окно, а эта зараза возвращается опять. Но пока я сражалась с мышей, Алиска вообще ушла в другую комнату, предоставив мне свободу действий. Так что как только Алиска начинает гонять по квартире, я сразу начинаю думать – а кого же на этот раз мне придется ловить в итоге. А еще Алиска насобачилась охотиться на мои сумки. Но это уже другая история.